Под строгим надзором моего Альтер-эго, Я осмотрел свой кабинет. Осталась лишь одна вещь, которая должна остаться в этом кабинете – мой монокль. Я положил этот артефакт прошлого поверх бумаг и облил всё это бензином.
Я зажёг спичку и сказал, глядя на огонь:
- Настало время искупить мои грехи. Время убить демона, поселившегося в моей душе и разъедающего моё сердце все эти долгие 20 лет.
Спичка упала на пол, и огонь охватил всю комнату. Горели стол, стул, шкаф, монокль и бумаги. И с ними горел тёмный лик моего прошлого…
В этот день горело не только здание Коллегии образования и культуры, но также и картинная галерея, и большая городская библиотека – крупнейшее собрание псевдонаучных размышлений и квазилитературных рассказов о стереотипе цвета глаз. Три человека, три пожара, три факела…
Ровно в полночь к почти пустому вокзалу подошёл серый поезд, в который сели три никому не известных человека и умчались вперёд – в забвение!
- А знаешь, я дописала свой стих, - сказала Лена, когда мы ехали в поезде, - теперь он такой:
Хочу я птицей обратиться,
Взирая чудеса средь облаков,
Хочу с землёю я проститься,
Отдавшись буйству утренних ветров.
Хочу быть лебедем белым
Средь сотен сумрачных ворон,
Хочу парить над городом серым,
Над мантией древесных крон.
Хочу летать по небосводу
И крыльями обхватывать весь мир,
Хочу почувствовать цветущую свободу
И наслаждаться песней горных лир.
Хочу парить я беззаботно,
Хочу взлетать я выше звёзд,
Хочу спускаться я свободно
По облакам дневных и сонных грёз.
И пусть мне не дано возвыситься над небом,
И пусть земля для тела моего – тюрьма,
Ведь душу невозможно ограничить белым светом:
В душе я птица, птица звёздного огня.
Факел 2. Город забытых людей
На смертном одре с облегчением видишь, что почти все твои страхи были совершенно напрасны.
Кшиштоф Конколевский
Свобода – это возможность сказать, что дважды два – четыре.
Джордж Оруэлл
Свобода означает ответственность. Вот почему большинство людей боится свободы
Джордж Бернард Шоу
Каждая сожжённая книга освещает мир.
Ралф Эмерсон
Есть произведения, которые создаются своей аудиторией.
Другие – сами создают свою аудиторию.
Поль Валери
Я отложил в сторону книгу, только что мною дочитанную.
- Ну как она тебе? – спросила меня Лена.
Я ещё раз посмотрел на полностью зелёную обложку небольшой книжки, на которой большими буквами были выведено название рассказа, полностью соответствующее внешнему виду вещи – «Дневник зелёного цвета». Буквы были лаймового цвета. Верх минимализма.
- Ну-у, знаешь, такая литература не по мне.
- Почему же?
- Мне ближе рассказы о реально существующем мире, чем о таких фантастических мирах, где кому-то было не лень красить траву в синий цвет.
- Ну, или же выводить особый вид синей травы. Хотя откуда нам знать, может это просто особенность той территории.
- Не суть. Просто я говорю о том, что лучше писать о том мире, который окружает нас. Разве в нём кончились проблемы, о которых можно написать?
- Костя, ты же понимаешь, что это всё одна большая метафора?
- Да понимаю, конечно, но выглядит это как-то надуманно. Мир, в котором все сходят с ума по зелёному или синему цвету. Слишком гиперболизированная мания.
- То есть люди, которые скупают какие-то красные овалы на белых холстах за миллионы, люди, стоящие в гигантских очередях, чтобы купить билет на концерт непонятной рок-группы, люди, которые стреляют друг в друга только потому, что их государства ведут войну, тебя вообще не смущают? Или ты забыл, что мы в этом поезде из-за одного нашего цвета глаз? Мир вокруг сам по себе гиперболизирован. И это потому, что его таким делают люди.