Я хотел выйти на пенсию спокойно, но этого у меня не получилось именно из-за этого злополучного звонка. Разговор с Президентом длился несколько часов. Он объяснил мне, что в этом деле судом первой инстанции должен быть именно Верховный суд и, как будто первого условия было мало, судебное заседание должно пройти в ближайшее время на Главной площади с участием присяжных заседателей. Сказать, что такое положение дел противоречит закону – не сказать ничего. Нарушаются правила подсудности, проведения предварительного расследования, привлечения в качестве обвиняемого, избрания присяжных заседателей и так далее. Ладно простое нарушение закона, такой процесс противоречит логике! В подобном процессе огромна вероятность совершения ошибки вследствие ограниченности возможностей суда и почти полного отсутствия предварительного расследования.
Несмотря на мои возражения, Президент всё же настаивал на своём. Это отличный шанс покончить с Тремя факелами, говорил он. Почему-то Президент искренне верил, что будущий подсудимый сдержит своё обещание и придёт, не замыслив при этом ничего дурного вроде террористического акта или массовых беспорядков. И это меня удивило больше всего. Я знал Президента как очень умного, рассудительного и расчётливого человека. Но тогда он показался мне настолько наивным, что я с трудом подбирал контраргументы к его словам.
Идти на поводу у преступника! Нарушать правила уголовного судопроизводства! Да ладно УПК, нарушать нормы самой Конституции! В первые минуты разговора с Президентом я уже начал думать: а не забыл ли он про принцип разделения властей? Или, быть может, он просто обезумел? Я не знал, да и сейчас не знаю до конца.
Я даже не помню, почему я согласился на эту аферу. Толи речи Президента оказались достаточно убедительными, толи я и правда поверил в возможность таким необычным образом осуществить правосудие над особо опасным преступником, толи моя гордыня решила, что это дело будет идеальным завершением моей карьеры. Не знаю, не суть дела от этого не меняется. И во время разговора с главой государства меня одолевали десятки противоречивых чувств, а после их количество только увеличивалось.
Итак, перейдём же к сути. Как удалось организовать самый (и, я думаю, эта фраза не будет преувеличением) спорный процесс последнего века.
Начнём с правового вопроса. Как я уже говорил, сама идея проведения подобного мероприятия противоречит закону. И, если трактовать закон так, как это было показано во всех предыдущих главах этой книги, то это так и будет. Но в каждом нормативном правовом акте есть хотя бы одна норма, носящая неоднозначный характер. Норма, трактовка которой больше зависит от убеждений судьи, чем от каких-либо объективных факторов. Такие нормы обычно называют каучуковыми. Сами по себе они не являются плохими, если использованы в правильных ситуациях и формулировках, и, хотя их переизбыток обычно вредит правоприменению, в таких ситуациях, как наша, они идут на пользу.
Так, хоть преступления, по которым привлекался к уголовной ответственности лидер Трёх факелов, не относилось к предметной подсудности Верховного суда, в Уголовно-процессуальном кодексе содержалась помарка о том, что к подсудности высшей судебной инстанции относятся, в частности, дела о «иных преступлениях, посягающих на важнейшие государственные интересы». Нигде, пожалуй, кроме учебников и научных статей, не содержалось ни определения «важнейших государственных интересов», ни перечня преступлений, на них посягающих. Сама норма многими юристами в сфере уголовного процесса считалась мёртвой и ненужной. Так было до дела о Трёх факелах…"
День суда.
Признаться, я очень сильно боялся того, что условия, поставленные мной, не будут выполнены вообще или из выполнят только частично. Но, как я и предполагал, президент оказался крайне азартным человеком. Он ощутил себя охотником, которому выдался шанс поймать дикого оленя практически не тратя сил. Он обрадовался тому, что животное само идёт в ловушку. Оставалось только расчистить ему путь. Но наш охотник был не полностью безрассуден в своих действиях. Хоть указ о незаконности стереотипных положений в договорах был принят на следующий день после моего обращения к президенту, выпускать моих друзей из следственных изоляторов никто не торопился. Их планировали отпустить только тогда, когда на моих руках будут блестеть наручники. Так и было сделано. И то, и другое провели прямо на Главной площади.