Все мои друзья были выстроены в шеренгу, а позади них стояли полностью вооружённые полицейские. Когда охранники общественного порядка увидели меня, один из них подошёл ко мне, предъявил своё служебное удостоверение, объявил, что я арестован, зачитал мои права. Как только на моих запястьях захлопнулись наручники, оковы моих друзей тут же были сняты. Вероятно, из-за меня был принят целый ведомственный приказ о том, как сотрудникам полиции нужно вести себя при моём задержании.
Меня отвели в специально сооружённую клетку, где наручники с меня были сняты. и стоило ради этих десяти метров надевать наручники? Если я сам пришёл, есть ли смысл в подобных мерах? Возможно, по их мнению, есть. Я видел тревогу или, лучше сказать, настороженность, в глазах моих заточителей. Они считали меня опасным. Они – люди, профессия которых задерживать настоящих преступников: убийц, насильников, воров! Почему? До сих пор не знаю.
Из воспоминаний Семёна Геннадьевича:
Когда я увидел его, я был шокирован. Ранее, когда мне сообщили о намерениях Константина, я решил, что он сошёл с ума. Идти на такой риск – это безумство! Но его взгляд... Это взгляд дрессировщика, взгляд иллюзиониста, взгляд гипнотизёра. Взгляд человека, уверенного в чём-то больше, чем в том, что дважды два четыре. Эта абсолютная уверенность во взгляде... Она пугала, но одновременно с этим и успокаивала. Нет, это не было безумством. Не могло им быть...
Собралась огромная толпа людей. Благо, что организаторы данного мероприятия о них позаботились. Не меньше тысячи стульев было привезено для этой цели сюда. Но и этого количества не хватило. Было очень много людей, которые стояли. Я тоже стоял, несмотря на возможность сидеть на скамейке. Я не мог сидеть. Я рассматривал постоянно приходящих людей. Среди них были и знакомые лица, и незнакомые. Они всё пребывали, и пребывали. Казалось, что их поток никогда не закончится. Кто-то смотрел на меня с восхищением, кто-то с презрением, но большинство смотрели с интересом. Я для них был чем-то вроде необычной зверюшки в цирке. Никто не знал, кусаюсь я или нет, умею ли летать или плавать, достоин ли я освобождения или меня нужно до конца жизни запереть. Они сомневались! И это меня радовало.
Удивительно, что никто не шумел. Если кто и подавал звуки, то делал это шёпотом.
А вот и появились судьи. Одновременно с ними пришёл и президент. Ему предстояло быть моим обвинителем.
Я посмотрел на судей. Три пожилых человека, самым старым из которых выглядел тот, что сидел в центре. В отличие от своих коллег у него были не голубые глаза, а серые. Голубой цвет глаз для судей был приоритетным, но не обязательным. Это означало, что он добился своего положения исключительно знаниями и опытом. Это меня тоже порадовало.
Судебное заседание началось. Сначала были формальности. Объявили состав суда. Президент зачитал обвинение. Удивительно, что обвинение в поджоге убрали. Видимо, доказательств было не так много. Меня спросили, кто я, понимаю ли я, в чём меня обвиняют, согласен ли я с обвинением. Я ответил. Мне разъяснили мои права. Спросили, не хочу ли я себе защитника. Я отказался. Дальше последовал выбор присяжных. Их надлежало выбрать из толпы. Планировалось, что их выбор будет проходить по жребию. У каждого сидения был свой номер. Мне предложили вытянуть из коробки 12 бумажек. Но я отказался. Обратившись к суду, я заявил, что не доверяю этой системе. К тому же она не учитывает права людей, которые стоят.
- Тогда что же Вы предлагаете? – спросил меня председательствующий.
- Выбирайте Вы. Я доверяю Вам.
После некоторого колебания он согласился, предварительно поинтересовавшись мнением стороны обвинения. Обвинение явно было недовольно, но не возражало.
Он сделал свой выбор. Никто из знакомых мне людей в присяжные не попал. Что ж, так даже лучше. Будет честнее.