Ноги по-прежнему слушались Джада с огромным трудом, он постоянно спотыкался на скользких ступеньках, но человечки держали его крепко, не давая упасть. Подземелье было довольно глубоким, они спускались, казалось, целую вечность — но вот лестница наконец-то закончилась, и глазам Охотника открылся выдолбленный в самой толще земли коридор. Тут и там из неровных, влажных стен торчали толстые корни, в полу то и дело попадались выступающие на поверхность валуны. Чадящие и постреливающие искрами факелы в проржавевших держателях кое-как освещали им путь.
Звуки усиливались по мере продвижения вперед, и вскоре они поравнялись с их источником: по обе стороны коридора располагались забранные толстыми решетками ниши, битком набитые безобразными маленькими существами — Обделенными.
Одетые в невообразимые лохмотья карлики ползали на четвереньках по грязному полу, пронзительно вереща и завывая. Одни изо всех сил трясли прутья решетки, другие колотили по ним жестяными мисками с засохшими остатками пищи, третьи неподвижно застыли по углам своих камер, внимательно провожая глазами проходящих мимо людей. Запах здесь стоял такой, что Джада сразу же сильно замутило.
Жрецы не обращали на уродцев никакого внимания — равнодушно глядя прямо вперед, они тащили Охотника все дальше и дальше по полутемному коридору, а жуткие камеры все никак не заканчивались. Сколько их здесь было, этих Обделенных? Десятки, сотни?
— Зачем они здесь? — выпалил Джад в пространство перед собой.
Старики резко остановились, как вкопанные.
— Чтобы служить Всеведущему Канусу, — назидательно ответил рябой. — Чтобы быть его глазами, ушами и устами. Это — его истинная паства, а мы лишь скромные прислужники, недостойные великой милости Всепознавшего.
Просунув остроконечную головку между прутьями, один из Обделенных оскалился на них и зарычал, словно бешеный пес. Двое других, крепко ухватившись друг за друга, начали совершать недвусмысленные телодвижения, подвывая и похрюкивая в экстазе. Присмотревшись, Охотник заметил, что многие из карликов были как будто бы женского пола, и у большинства из них он увидел явные признаки беременности.
Ему вдруг стало не по себе, к горлу снова подкатила тошнота. Все это напоминало какой-то гротескный зверинец. Они что, разводят их здесь, этих существ?
Жрецы потянули его дальше, тоннель скоро свернул направо, и омерзительные узилища остались позади. Впереди Охотник увидел тяжелую, окованную металлическими полосами дверь — здесь коридор и заканчивался.
Откинув чугунный засов, рябой жрец впихнул Джада внутрь и с силой захлопнул дверь за его спиной. В замке лязгнул ключ, а затем наступила полнейшая, ватная тишина — даже пронзительных криков Обделенных больше не было слышно.
Охотник устало прислонился к холодной стене и осмотрелся по сторонам: помещение было весьма просторным, в любом случае больше той каморки, что предоставили в его распоряжение вероломные братья. Окон здесь, понятное дело, не было, зато по углам висели четыре масляных фонаря, посередине комнаты стоял стол с двумя стульями, а у противоположной стены располагалась широкая кровать, застланная шерстяным одеялом.
Едва передвигая ноги, Джад кое-как добрался до постели и рухнул на нее без сил. Небытие навалилось на него сразу же, и Охотник погрузился в тяжелый сон без сновидений.
Когда он проснулся, в помещении царила абсолютная, непроницаемая тьма. Джад поднес руку к глазам, но не смог различить ни единого светлого пятнышка, ни следа тени. Спросонья Охотнику внезапно показалось, что он ослеп — рывком сев на кровати, он завертел головой во все стороны, пытаясь уловить хоть что-то, выделяющееся среди ровного покрывала темноты: лучик света факела из-под двери, тлеющий фитиль одного из фонарей… что-нибудь, хотя бы немного светлее, чем эта давящая чернота.
Тщетно — тьма была повсюду, вокруг него, он сам был частью этого непроницаемого мрака. В ушах у него пронзительно зазвенело, голова закружилась, и Джад снова опустился на постель, крепко зажмурив глаза и представляя себе картины цветущей природы, голубого неба и морей своей родины — только, чтобы отгородиться от этого всепоглощающего Ничто. Мысли, как это часто бывало, очень скоро соскользнули к Джейни… и Джад снова заснул, укачанный сладкой болью своих воспоминаний.
Следующее пробуждение вернуло Охотнику зрение. Все четыре фонаря ярко горели, а на столе стояли несколько дымящихся мисок и глиняный кувшин с водой. Голод сразу же дал о себе знать, и Джад легко соскочил с постели — непривычно легко! Свинцовая тяжесть, сопровождавшая вчера все его движения, полностью испарилась; кроме того, он уже больше не светился.
Джад попрыгал на месте, попытавшись достать рукой до потолка, сделал несколько приседаний, тщательно размял мышцы — тело снова полностью подчинялось ему, как и прежде.
Присев за стол, он с подозрением осмотрел содержимое мисок: еда, впрочем, пахла и выглядела весьма аппетитно — тушеное мясо с овощами, рыбная похлебка, теплый, прямо из печи, хлеб и желтый круг сыра, нарезанный толстыми ломтями.
Насытившись, Охотник засомневался, не был ли этот роскошный по местным понятиям обед его последним, перед казнью, но сразу же запретил себе думать об этом. В конце концов, никакого приговора ему еще не зачитывали.
Словно в ответ на его мысли, дверь широко распахнулась, и в камеру вошли трое: уже знакомые Джаду пожилые жрецы в серых мантиях и статная женщина средних лет, одетая в элегантное, ниспадающее до пола платье цвета темного серебра. На груди у нее красовалась сверкающая брошь в виде обвитого змеями посоха, пепельные волосы были уложены в высокую сложную прическу. Женщина была довольно-таки рослой по сравнению с остальными местными жителями — всего лишь на голову ниже Джада.
— Доброе утро, чужестранец, — поприветствовала она Охотника легким кивком. — Надеюсь, тебе понравилось наше скромное угощение?
Не дожидаясь ответа, женщина прошла к столу и уселась напротив Джада. Жрецы остались стоять в дверях, держа руки спрятанными в складках мантий. Из коридора донесся пронзительный визг и чьи-то неразборчивые вопли.
— Меня зовут Ана'ахара, — продолжила посетительница, — я старшая жрица этого храма. Могу я узнать твое имя?
— Меня зовут Джад, — ответил Охотник, недоверчиво поглядывая на притулившихся в дверном проеме жрецов. Ма'ан, видимо, даже не потрудился сообщить им его имя.
— Чудное имя «Джад», — задумчиво протянула Ана'ахара, — впрочем, у всех чужаков странные имена…
Охотник выжидательно посмотрел на женщину. На вид ей можно было дать лет пятьдесят, однако лицо жрицы было неестественно гладким, без единой морщины. В серо-стальных глазах виделось что-то, сразу же говорившее о грузе прожитых лет и нажитом за это время немалом опыте.
— Ты прав, — усмехнувшись, поймала его взгляд женщина, — перейдем сразу к делу.
— Посвященный Ма'ан передал тебя нам для того, чтобы мы — милостью Всеведущего Кануса — выяснили твои истинные намерения. Вчерашние ответы на Три Вопроса говорят о том, что ты многое скрываешь, мастер Джад. Поэтому у тебя есть выбор: либо рассказать мне все, здесь и сейчас, либо отправиться туда, откуда может не быть возврата.
— Может не быть? — спокойно переспросил Джад. — Значит, может и быть?
Пару секунд Ана'ахара внимательно разглядывала его лицо, а потом кивнула.
— Мы не палачи, мастер Джад, а храм Всемилостивого Кануса — не темница. Ты слышал, что вещий сон приказал деревенским разделаться с тобой: если бы не сомнения и страхи Ма'ана, ты бы давно уже кормил болотных червей. Так что можешь считать себя счастливчиком, чужестранец. Служителям Кануса все эти «вещие» сны — не указ.
— Так, значит, если я расскажу тебе то, что ты хочешь знать — вы меня отпустите? — недоверчиво осведомился Джад, катая по столу хлебный шарик.
— Мы отпустим тебя в любом случае, — серьезно произнесла Ана'ахара. — Только вот куда — это зависит только от тебя.
Джад помолчал, рассматривая извилистые трещины на поверхности стола.
— Тебе не кажется, что я должен знать ставки, прежде чем приниматься за игру, госпожа Ана'ахара? Вы требуете от меня правды, а сами то и дело говорите загадками. Кто это вообще такой — Посвященный? В чем вы меня вообще подозреваете, если, как ты сказала, вещие сны вам не указ? Что…