— Я позвонил сразу, как только узнал о стычке, но Римо отказался со мной разговаривать.
Чиун пренебрежительно взмахнул рукой.
— Не имеет значения. В любом случае вы опоздали. Если люди в форме вступили в сражение, оно прекратится только тогда, когда одна из армий сдастся на милость другой. Таков закон войны.
Голос Смита явственно окреп.
— Мастер Чиун, мне доложили о начале мобилизации подразделений ренактеров в других штатах. Добровольцы выползают из всех щелей и стекаются к полю битвы у Питерсберга. Поступили сведения о том, что род-айлендская Национальная гвардия устремилась к Виргинии, чтобы отомстить за гибель бойцов, среди которых были род-айлендские гвардейцы.
— Значит, еще не все потеряно, — пробормотал Чиун, с подозрением взглянув на Римо.
— Что вы задумали?
— Хорошо бы отыскать генерала, повинного в этом бедствии, и отделить его тело от головы. Тогда, возможно, армия дрогнет, напуганная беспощадной рукой Синанджу.
— Неизвестно, кто за этим стоит. Эти люди вовсе не солдаты, а самые обычные граждане, по праздникам играющие в войну. Бессмыслица какая-то!
— Типичные американские штучки, — рассеянно заметил Чиун. — Хотите поговорить с Римо?
— Он... э-э-э... не станет меня слушать.
— Вы не сумели найти к нему должного подхода, — отозвался мастер Синанджу, поднося трубку к уху Римо. — Теперь говорите, и можете не сомневаться: мой ученик слушает вас самым внимательным образом.
— Римо, мне очень нужна ваша помощь, — произнес Смит.
Римо по-прежнему даже бровью не повел.
— Я честно старался найти ответы на ваши вопросы, но должны же вы понимать, что это очень нелегко. Вас подбросили в приют младенцем, и у нас нет никаких сведений о ваших родителях, кроме имени, написанном на корзине, — Римо Уильямс. Я уже устал повторять, что Римо — одна из самых распространенных фамилий на Западе, и если не подвернется более существенной зацепки, я бессилен.
В трубке не раздалось ни звука.
— Римо, вы слышите?
— Его уши впитали каждое произнесенное тобой слово, император, — заверил Смита Чиун.
— И как же он отреагировал? — с сомнением в голосе осведомился Смит.
— Во всяком случае, не возразил, — вкрадчиво произнес старик.
— Значит, я могу надеяться...
— Ты — император этой страны, твое слово — закон, твоя воля непререкаема, — отозвался мастер Синанджу и повесил трубку.
Он подошел к своему ученику и вскинул глаза. Чиун был на голову ниже Римо, рост которого составлял шесть футов. Своей внешностью мастер Синанджу напоминал усохшее привидение с лицом мумии, пергаментную кожу которой покрывали многовековые морщины. Казалось, Чиун невероятно стар и дряхл, но глаза его светились мудростью и юмором, свидетельствуя о том, что их обладатель родился в конце минувшего столетия и обладает достаточным запасом жизненных сил, чтобы вступить в грядущее. Прожитые годы лишили корейца волос, оставив лишь жиденькую бородку и редкие завитки над ушами. Его хрупкое на вид тело прикрывало черное кимоно с алой каймой.
— Если ты по-прежнему не хочешь работать, — очень вежливо обратился к ученику Чиун, — то я с удовольствием оставлю тебя в состоянии полного покоя.
Римо стоял не шевелясь. По его лбу стекала струйка пота.
— Но я мог бы освободить тебя от паралича и взять с собой в качестве переводчика и оруженосца, — продолжал старик.
Ученик молчал.
— Я дам тебе возможность сообщить свое решение. Если ответ придется мне не по вкусу, я верну тебя в это тягостное состояние и отправлюсь в путь.
Чиун ткнул ногтем точно в центр лба Римо, и тот немедленно ожил.
— Никаких больше поручений, Смит! — гаркнул он.
— Ты опоздал, — бесстрастно отозвался Чиун. — Я уже повесил трубку, а мы опаздываем на самолет до Виргинленда.
Римо нерешительно застыл на месте, кося одним глазом на замерший у его подбородка ноготь, а другим посматривая на открытую дверь. Он лихорадочно соображал, успеет ли дать стрекача, прежде чем мастер Синанджу, научивший его всему, чем можно похвалиться, отреагирует. Наконец Римо решил, что в таких обстоятельствах шанс на успех составляет примерно половину.
— Я хочу сегодня же убедиться в том, что Смит действительно делает все, что возможно, — заявил он.
— А я хотел бы убедиться в том, что мудрость, которой я наполнил твою глупую белокожую башку, не вытекла наружу через какую-нибудь доселе неизвестную дырку. Никогда еще ты не поддавался моему парализующему прикосновению с такой легкостью. Стыдись. Твоя голова набита никчемными мечтами и желаниями, которые ввергли твой мозг в его прежнее состояние наивной тупости. Того и гляди, ты снова начнешь питаться горелыми пирожками с тухлятиной. Неужели моим глазам суждено лицезреть столь низкое падение? — жалобно воскликнул Чиун. Откинув назад голову, он приложил ко лбу словно бы выточенную из слоновой кости руку, и оставался в этой позе до тех пор, пока Римо вновь не заговорил.
— Перестань кривляться, — сказал он. — Для меня это очень важно.
— Ну да, конечно. Твои корни. Ты должен отыскать свои корни. Уж лучше бы ты родился деревом, которое никогда не расстается со своими корнями и любуется ими всю жизнь напролет. Но ты родился человеком. У тебя нет корней. У тебя есть ноги. — Чиун бросил взгляд на итальянские туфли ручной работы, в которые был обут Римо. — Огромные, уродливые, неуклюжие конечности, но, несомненно, ноги. Я говорил тебе это тысячу раз.