По дороге на станцию обоз попыталась отбить, как позже выяснилось, группа окруженцев, но, убив в завязавшейся перестрелке одного охранника и двух подводчиков, отошла в лес и не стала дальше преследовать.
К тому времени, когда подводы прибыли на станцию, надобность в них по каким-то причинам, известным лишь высшему немецкому начальству, отпала, и видиборцы оказались предоставленными самим себе. В ту же ночь, споив охранника-румына самогонкой, с места снялось тридцать подвод, к видиборцам присоединились заложники из Ремля, Хотомля, Ольшан… Колеса предварительно смазали дегтем, поэтому местечко покинули без лишнего скрипа. Домой возвращаться всем скопом было опасно — решили разделиться на пять небольших групп и двигаться в разные стороны с таким расчетом, чтобы та группа, которая первая наткнется на окруженцев, смогла без промедления, желательно до утра, организовать поиски остальных подвод.
Мутный ноябрьский рассвет застал Трофима Дубровного с сыном и еще тремя видиборскими мужиками в лесном урочище Церковное Озеро, километрах в полутора от Припяти. Пожевали размоченную в воде буханку, и Трофим, оказавшийся в группе за старшего, рассудил так:
— Дальше с подводами не пойдем. Немцы уже хватились нас и наверняка наладили погоню… Окруженцы, думаю, тоже в шапку не спят. Кто раньше обнаружит нас — от нас самих теперь во многом зависит. Давайте вот что: укроем подводы на острове, тут недалеко знаю сухое место, вброд к нему перейдем и будем держаться дале по заболочине, вдоль берега. Выйдем к Лаховскому перевозу, а там посмотрим…
Едва успели закидать ветками и мхом подводы, как в двух местах — почти в одно время — застучали выстрелы, донесся захлебнувшийся, предсмертный визг овчарки. Видиборцы на мгновение застыли как вкопанные, затем в панике, пригнувшись, будто им в данную минуту грозила смертельная опасность, кинулись к воде, на ходу стаскивая с себя полушубки.
— Куда?! — приглушенно крикнул Трофим, забегая односельчанам наперед. — Переплывете, нет — там же берег голый, как бубен… Куда сунетесь? Прямо в лапы к ним? Так лепш в болоте… — У него дрогнул голос, но, совладав с собою, сурово прикрикнул: — Отсидимся! Паниковать не дозволю!..
Решаясь на крайний шаг, Трофим не знал, что две из пяти групп уже обнаружены и захвачены немцами, одна — пристала к окруженцам, а еще две (в том числе и они) продолжают уходить непонятно даже от кого: то ли от немцев, то ли от своих.
До полудня, пока подводчики брели по пояс в ржавой воде, вокруг постреливали, и только к вечеру, когда ранние сумерки на расстоянии полусотни шагов смазали контуры предметов, над головами беглецов наконец зависло затишье: видимо, немцы прекратили поиски. Допуская такую мысль, Трофим все же не знал: верить этой тишине или еще покружить по болоту, прежде чем увести своих попутчиков на плавучий Знайденов хутор, брод к которому он знал один в группе. Люди, чувствовал по себе, едва держались на ногах, однако стоило лишь на какую секунду приостановиться, чтобы перевести дух и сориентироваться в туманной непрогляди, как пузырящаяся торфяная жижа, дыхание которой становилось все ощутимее, гибельнее, начинала засасывать, обжигая ноющим холодом живот. С трудом двигая одеревеневшими, налитыми тупой свинцовой болью ногами, Трофим хрипло передал назад:
— Взять в руки по жердке и образовать связку. Уже где-то рядом… метров сто. Там и заночуем.
Когда перед глазами вожатого, как из-под воды, выросли темные силуэты построек на плаву, он не обратил внимания на привязанные к сваям и кое-как замаскированные лодки. Беглецов поджидала засада…
На рассвете, обложив болото, окруженцы не дали отряду румынских егерей выйти из воды: отряд на две трети был уничтожен прицельным огнем, десять человек сдалось, а опытный проводник из местных, хотомльский старовер Никодим ушел, будто в воду канул. Связанные видиборцы, почерневшие от холода, голода и побоев, были перенесены из лодок на ихние же подводы и отправлены в глубь леса.
Ни Трофим, ни другие видиборцы еще не знали, что так начиналась их партизанская жизнь.
Прохор Сметник, видиборский староста, обходил стороной дворы первыми подавшихся в партизаны односельчан, будто его это вовсе и не касалось, однако кожей чувствуя, что теперь он на мушке у своих и у чужих, добровольно взвалил на себя тяжелую обязанность тайком оповещать семьи Дубровного, Смотолоки, Скабары, Самсона и Журбы об ожидаемом наезде немцев в село с таким расчетом, чтобы женщины с детишками могли на случай облавы укрыться в небольшом березнике на отшибе, близ кладбища.