Выбрать главу

Кухня Игны была самым привлекательным уголком не только для Сыботина, но и для всех, кто заходил к ним в дом. Гости приходили часто и почти не заходили в комнаты, допоздна засиживаясь на кухне. Как-то сложилось так, что и вся жизнь у них проходила на кухне. Здесь выросла Яничка, здесь строились все планы на будущее. Здесь Сыботин отдавал ей деньги, оставлял все, что приносил с завода, здесь они переживали и радость и горе. А там, на втором этаже, в верхних комнатах только ночевали, да и то не всегда. Весь день Игны проходил на кухне, в этой небольшой, уютной комнате… Солнце заставало ее хлопочущей у плиты, а ночь — прикорнувшей около печки.

Теперь все изменилось. Муж с дочерью вынесли из дома приемник, стол, тюлевые покрывала и занавески. Игна относилась к этому равнодушно, но когда дошла очередь до кухни, Игна не выдержала:

— Плиту не отдам! Не отдам вам кухонную плиту!

— А зачем она тебе? Ты и на очаге сготовишь! — поддел ее Сыботин.

— Ты что, хочешь, чтобы я, как моя прабабка, готовила? Первобытным способом?

— Так ты же сама бежишь от удобств. Никто тебя не неволит!

— Это моя плита! Я сама ее купила, и сама привезла! Всю дорогу над ней дрожала, боялась, чтоб не обился никель! — кричала Игна, чуть не плача.

Ссора разгоралась. Он вскинул плиту на спину, а Игна ухватилась за нее обеими руками и не пускала.

— Говорю тебе, оставь плиту!

— Плиту я не оставлю, но если уроню, тебя же искалечу.

— Я с тобой разведусь из-за нее, так и знай.

— Разводись, если хочешь, но плиту я все равно возьму!

— Эту плиту я купила на свои деньги, за свои трудодни. Люди знают, они подтвердят.

— Пап, оставь ее! Я буду готовить на электроплитке. А то она все село соберет.

И Сыботин сдался. Он уже хотел было снять плиту со спины, но в эту минуту Игна почему-то заколебалась и оставила его в покое. Сыботин не ожидал, что жена, так безропотно помогавшая им с утра, поднимет гвалт из-за какой-то там плиты. Он хотел спокойно, без шума перевезти вещи в новую квартиру. И вдруг Игна взбунтовалась, стала кричать, а после слов Янички вдруг совсем неожиданно присмирела и смолкла. Плита ей была ни к чему. Много ли ей одной надо? Зажаривать в духовке молодых барашков она не собиралась. Игна ухватилась за нее, как утопающий за соломинку. Рушилась семья, и она не выдержала… Она не находила себе места еще со вчерашнего вечера, с того самого момента, как после разговора с ней Сыботин уснул. То, что говорила она мужу и дочери, было одно, а внутри у нее клокотал другой голос, рвался наружу, выжидая удобный момент. Внешне она была спокойна, согласна разлучиться с мужем и дочерью, а сердцем противилась этой разлуке, особенно расставанию с Яничкой. И поняв, что уже никакими силами их не удержать, бросив взгляд на разоренный дом, из которого, казалось, навсегда ушла жизнь, оставив на земле страшные, опустошительные следы, она не выдержала и сдалась…

— Берите… берите и плиту…

Пока Сыботин грузил плиту на машину, Игна слонялась по дому, не находя себе места. И хотя глаза ее были полны слез, она не плакала, а только глухо стонала, проклинала и отшвыривала все, что попадалось ей на глаза.

— Будь оно все проклято! Я собирала по крупинке, по перышку, чтобы свить гнездо, птенцов вывести, а они выросли и улетели из родного гнезда…

Яничка пронеслась по лестнице, не обращая внимания на причитания матери. Она летела, как на крыльях, с нетерпением ожидая момента, когда, наконец, они тронутся. Ей не терпелось скорее войти в новый дом, устроиться и стать самостоятельной независимой маленькой хозяйкой.

— Игна, — вдруг сказал Сыботин, — а не поехать ли и тебе с нами? Хоть посмотришь, где наша дверь. А то вдруг навестить задумаешь, неудобно ведь у людей спрашивать, где муж живет…

Игна как будто ждала этого приглашения. Это была рука, протянутая ей, покинутой и одинокой. Хотя она внешне и оставалась непреклонной, но глядя на хаос, царивший в доме, вдруг поняла, что ей никогда не удастся навести здесь прежний порядок. Пустоту не заполнить, как не собрать плодов с дерева, вырванного с корнем. На его месте будет зиять глубокая страшная яма. Те немногие вещи, которые остались, как их ни расставляй, все равно не могут заполнить зияющих пустот.