Старый будочник собрал их в кружок перед будкой и стал объяснять:
— Гм… Те большущие амбары, что построены на месте Челебийского леса, называются цека. Так вот машины те для этих цеков. В каждом цеку будет полно машин, а между цеками проложат линии транспортеров. Транспортеры еще не привезли, но главный инженер говорил, что к Первому мая прибудут. Целая делегация поехала в ГДР просить, чтобы выслали досрочно. А там кто его знает, немцы ведь народ аккуратный, любят точность.
Дети смотрели в сторону завода. Там уже высились трубы.
— Бай Дафин, а какая высота вон той большой трубы?
Старик посмотрел на заводскую трубу, затем на Могилу. Курган был для него мерилом высоты.
— Гм! Пожалуй, такой же, как Могила.
— Папка говорил — семьдесят пять метров!
Бай Дафин опять посмотрел на курган.
— Возможно! Если, скажем, Могила — это Орешец, то труба эта — рабочий класс и, значит, хоть на одну пядь да выше Могилы. Правильно я говорю, а, учительница?
Мара слушала с интересом, как бай Дафин просвещает детей в области техники. Он путал названия, термины. Чувствовалось, что и в голове у него царит полный ералаш. Маре вдруг представилось, что его голова набита смесью зерна и кусочков железа разной величины и формы.
— А какая машина будет самой сильной? — внезапно спросила Яничка.
Бай Дафин, почувствовав затруднение, ловко увернулся от ответа:
— Погоди, вот выдою корову, тогда…
И направился к навесу, где стояла его сытая, гладкая корова с холеной, блестящей шерстью. Он привел ее сюда еще осенью, как только поступил на работу. Здесь она отелилась и начала давать молоко. Бай Дафин сам ее пас, а она давала так много молока, что ему ничего не стоило выкраивать по бидончику для своих односельчан. Он сам носил им молоко в заводские бараки.
У коровы этой был свой, особый режим: в десять часов утра, как только пройдет товарный поезд, бай Дафин брал подойник и шел доить корову. Она, казалось, ждала с нетерпением, когда прогромыхает поезд, стояла смирно, и бай Дафин шутя надаивал полное ведро белого пенистого молока. Так повторялось каждый день. Грохот поезда как бы массировал коровье вымя, и молоко само лилось в подойник. Бай Дафину не нужно было оттягивать соски и сдавливать их пальцами. Но стоило немного задержаться — корова подтягивала вымя и сколько он ни тяни ее за соски, как голодный теленок, молоко и не капнет. Прямо горе было с этой коровой! Несколько дней тому назад изменилось расписание. Теперь десятичасовой поезд проходил позже. Напрасно бай Дафин пробовал доить ее в десять часов. Как бы не так! Уж он ее и гладил, и вымя ей растирал. Молока не было и в помине. Нужен был поезд, а где его взять, когда он ходил теперь на целых два часа позже! Не то что орешчанам, самому бай Дафину теперь не хватало молока. Он и на завод ходил, жаловался Туче, приводил его к себе, садился при нем доить корову. Туча понимал, что дело плохо, что молоко у коровы может перегореть и она вовсе перестанет доиться, но помочь бай Дафину не мог.
— Мы не распоряжаемся поездами, бай Дафин! Это расписание министерства. Только там могут изменить! Напиши им! — советовал он старику.
Бай Дафин совсем пал духом. В свободное от дежурства время он ходил к начальнику станции, просил написать докладную о его корове, но начальник только посмеивался.
— У тебя корова, а у другого, может, жена беременная. Так он скажет: «Не пускайте поездов, а то у жены с перепугу может выкидыш получиться!» А третьему еще чего-нибудь заблагорассудится! Всем не угодишь!
Бай Дафин вроде бы и соглашался с ним, но потом снова принимался за свое:
— Так ведь я эту корову не только ради себя держу. Я государству помогаю — снабжаю молоком рабочих завода. Ты только представь себе: в Болгарии, скажем, десять тысяч частных коров, и вдруг они перестанут доиться! Сколько тонн молока потеряет государство! Как же так? Ведь есть постановление министерства о развитии животноводства и повышении удоев молока!
С такими словами бай Дафин сунулся даже к Солнышку, но тот отмахнулся: мол, такими мелочами не занимаюсь.
Кому только не жаловался бай Дафин на свое горе! Только один человек от души посочувствовал ему — новый председатель, муж Мары.
И теперь, увильнув от детей, старик взял скамейку, подойник и кивнул Маре в сторону навеса:
— Пойдем, сама увидишь, что не дает молока! И в десять не дала и сейчас, когда прошел поезд, тоже не даст! И что это за напасть такая на мою голову!
— Условный рефлекс! — ответила учительница.