— Да ты не беспокойся, все будет в порядке. Сам подумай: ведь трубы проложены в стенах, есть отлив. А сделают водопровод, и вода будет.
— Верно, верно, да вот только дороговато. Пятьдесят тысяч — не шутка!
— И совсем не дорого! Деньги ведь не все сразу, а на выплату. Дом-то двухэтажный. Участок возле дома — двадцать соток, тут тебе и сад, и виноград, и огород, и цветник. Дом, как игрушка, с верандой. Да в городе за такой дом сто пятьдесят тысяч бы заломили. Вон двухкомнатная квартира пятьдесят тысяч стоит…
Подошел кассир.
— На дом, значит? — спросил он с кривой, недоброй усмешкой и, не получив ответа, не удержался и добавил: — Решились все-таки?
— Надо скорее кончать это дело, до каких пор мы будем висеть между небом и землей, — ответила ему Тучиха. Ей казалось, что он выдает деньги Влаху с большой неохотой: по несколько раз пересчитывает пачки, будто нарочно стараясь дать возможность Влаху одуматься.
Но Влах, медленно, поплевывая на непослушные пальцы, привыкшие считать веретена да ложки, сосчитал деньги, взял свою книжку и двинулся в обратный путь, а за ним, точно конвой, последовали Тучиха и ее сын. Вдруг Влах обернулся и крикнул кассиру:
— Знаешь, дай-ка мне расписку на задаток… Они Тучи вроде цестные люди, да ведь дом-то не шутейное дело.
— Гм! — хмыкнул недовольно кассир, но расписку написал.
Влах зашагал бодрее. Тучиха с сыном неотступно шествовали следом.
Перед домом все трое остановились. Тучиха отперла калитку, выкрашенную оранжевой краской, окинула беглым взглядом вымощенную каменными плитами дорожку, двор.
— Ты только взгляни, какой двор! Позавчера я здесь все прибрала, прополола цветы. Один двор чего стоит. А ограда! Птица не перелетит! — щебетала Тучиха. — А виноград-то, смотри, какой! — задрав голову кверху, показала она на переплетающиеся над головой побеги вьющегося винограда. — По двести килограмм каждый год собираем!
— Здесь поставлю станок, в тени, — отозвался Влах.
Тучиха загромыхала ключами, отпирая дом. Она явно нервничала. Ее раздражало, что новые хозяева небось переведут все, что ею было создало с таким трудом. Сердце у нее ныло, болело, она изо всех сил старалась заглушить эту боль, пыталась не думать, что навсегда прощается с домом.
— Вот! — водила она Влаха из комнаты в комнату. — Электрические лампы — видишь?
— Знаю, знаю… Туча мне показывал… Все, все знаю…
— Вот тебе ключи от подвала и от кладовки. Давай деньги — и по рукам.
Влах снова неумело пересчитал деньги, отдал ей в руки, она взяла их, не считая, — и так два раза на ее глазах пересчитывали — подписала расписку и пулей вынеслась на улицу, так что сын еле поспевал за ней. Больше она не могла оставаться здесь ни минуты. В ее душе начинали ворочаться сомнения, а она боялась этого. Прочь, прочь отсюда скорее! Она нарочно выбирала безлюдные улицы, избегая встречаться с людьми. Примчалась домой и с облегчением повалилась на кровать.
А на другой день ни свет ни заря нежданно притащился Цветко Влах. Тучи еще спали.
— Что случилось? Мы же договаривались встретиться в городе? — удивленно спросила его Тучиха.
— Но ты ницего не знаешь! Я пришел… дайте мне деньги…
Только теперь Тучиха заметила, что он чем-то очень встревожен. На нем лица не было.
— Что там стряслось?
— Стряслось такое… не говори!..
— А все-таки?
— Дом разбили…
— Как разбили? Да ты что — в своем уме?! — заревел, выскочив из спальни, разъяренный Туча.
— Окна, окна выбили! Камнями! Цуть меня не того…
Внутри у Тучи все кипело, но он сдержался.
— Ничего! Это ерунда! Вставим новые!
— Нет, нет! Вы мне верните деньги. Я боюсь! Эти бешеные орешчане убьют меня ни за цто, ни про цто.
Тут уже Тучу взорвало.
— Виновников приберем к рукам, будь спокоен!
— Оно, конечно, так, а все-таки…
— Сегодня же позвоню, чтобы всех переловили и отправили куда следует!
И если до этого он и слышать не хотел о продаже дома, и в душе был благодарен каждому, кто вставлял палки в колеса, то сейчас накинул на плечи пиджак, нахлобучил на кудлатую голову кепку и вместе с Влахом вышел из дому.