Глава 24. Осколки Времени
После того случая в церкви прошло несколько дней. На следующее же утро Айзек Гудроу исчез. Пастор, с которым они делили дом, сообщил Энтони, что его верный помощник, сказавшись больным, слёг и просил лишь приносить ему книги.
Спустя недолгое время мистер Гудроу, «оправившись» от хвори, начал вновь показываться на людях, избегая однако встреч с Энтони. Но однажды он подошёл к витражисту и, пряча взгляд, попросил его простить.
– Мистер Гудроу, – ответил Энтони, игнорируя протянутую ладонь. – Вы должны сказать эти слова той, которой вы действительно нанесли оскорбление.
Мари, стоявшая рядом, стиснула его руку.
– Не знаю, что нашло на меня тогда, мисс Никлсон, – пробубнил архивариус, смотря в пол, – больше этого никогда не повторится.
Гудроу выглядел подавленным.
– Кажется, он раскаялся, – сказал Энтони, пристально на него глядя. – Идём, Мари.
Они ушли, оставив Гудроу стоять посреди пустой церкви.
***
… Солнце клонилось к закату. Влюблённые сидели на крыльце заброшенного дома и глядели на редкие лёгкие облака, подкрашенные в багровые и золотистые тона, складывающиеся в удивительные пейзажи, вдохновлявшие воображение.
– Мне отчего-то не по себе, – промолвила Мари, кладя голову на плечо Энтони.
– Он снова домогался тебя?
– Нет, но… мне кажется, что он тайно следит за мной, – Мари содрогнулась от пробравшего её озноба. И вдруг резко тряхнула головой. – Глупости! Тони, сказала она, поднимаясь, – пойдём со мной!
– Что ты задумала? – глядя на девушку, Энтони невольно улыбнулся.
– Пойдём! – настойчиво повторила Мари, хватая его за руки. – Я хочу тебе что-то показать!
*
– Здесь будто осколок времени затерялся.
Энтони стоял посреди церковного двора и, вскинув голову, глядел на узкие провалы окон монашеских келий в высоких кирпичных стенах, крытую черепицей крышу, вздымающуюся к небу словно острое копьё… Вот стайка голубей – всегдашних обитателей карнизов и глубоких поёмов в высокой ограде – захлопав крыльями, взмыла ввысь – и снова всё стихло…
– Из этого колодца монахи брали воду, – Мари похлопала ладонью по замшелым кирпичам. – Теперь он закрыт решёткой – чтобы никто не угодил ненароком. Пойдём!
Кладбище, раскинувшееся за церковью, выглядело просто: холмики могилы, поросшие травой и полевыми цветами и увитые тёмно-зелёным плющом холмики, увенчанные покосившимися надгробиями, кельтские кресты…
– Оно очень старое, на нём давно никого не хоронят, – тихо, будто опасаясь разбудить древних духов, проговорила Мари и крепко сжала ладонь Энтони. – Я бы хотела почить в этом месте, если когда-нибудь…
– Нет!!!
Испуганный громким возгласом, с ветки ещё не успевшей одеться листвой акации, росшей у каменной ограды, вспорхнул ворон — тяжело и шумно.
– Не надо… так! – Энтони обнял Мари, прижал к себе так крепко, что ощущая биение её сердца. – Милая, тебе ещё слишком рано говорить о смерти!
– Я чувствую… – прошептала Мари. – Что-то должно случиться. Так странно… Я одновременно боюсь и… не боюсь.
– Ничего не случится. Я всегда буду рядом, мой ангел, – промолвил Энтони, крепче прижимая её к себе и нежно целуя её в висок. – Я всегда буду рядом и защищу тебя от опасности.
– Я люблю тебя, Тони! – прошептала Мари, глядя ему в глаза. – Больше жизни.
***
… Лампочка в библиотеке горела тускло и, чтобы лучше разобрать текст, Энтони приходилось склоняться над книгой низко, подсвечивая себе маленьким фонариком на батарейках.
– Так и думала, что застану тебя здесь с утра пораньше! – Мари, подкравшаяся неслышно как кошка, поцеловала его в щёку. – Колючка! Я знала, что прознав об этой сокровищнице, ты будешь просиживать в ней почти весь день.
– Это и вправду сокровищница, – Энтони повернулся к девушке. – Здесь хранятся научные трактаты, летописи, и дневники монахов, датируемые концом Х века! Даже рукописи со стихами и легендами, с картинками, представляешь?! И самое главное и важное для меня — эскизы и чертежи! Это настоящий клад, Мари, ему нет цены!