Мари улыбалась. Ей нравилось видеть счастливое лицо любимого, возбуждённый блеск в его зелёных глазах.
– Фанат, – прошептала она, ласково взъерошивая его густые каштановые кудри.
Подойдя к старинному дубовому шкафу, стоявшему в дальнем, самом тёмном углу, Мари достала из него толстую картонную папку и направилась к двери.
– Солнце, – окликнул её Энтони, – а ты знаешь, что…
– Да-да, отсюда ничего нельзя выносить, – обернувшись, кивнула Мари. – Это ноты. Органисту можно их брать.
Заложил страницу шёлковой лентой, Энтони закрыл толстый том и, поднявшись с табурета, последовал за ней.
Весёлые солнечные лучики, проникнув сквозь витражные окна, раскрасили серые каменные плиты пола.
– Тони, – промолвила Мари останавливаясь рядом с Энтони и любуясь цветной мозаикой, – а в чём секрет гармонии виражей? В том, что они изображают библейские сюжеты?
– Не думаю. В основе лежат символы и особые сочетания цветов. Красный — божественная любовь и мужество, присущее великим душой. Голубой — созерцание, вечность; его часто сочетали с красным. В зелёном скрыта мудрость синего цвета и богатство золотого; в нём счастье и веселье. Белый — это покой. Золотой — это…
– … символ Солнца! Пойдём! – Мари схватила его за руку и повлекла за собой.
– Что ты задумала?! – воскликнул Энтони, смеясь.
– Увидишь!
Хватаясь за поручни, они взбежали по узкой скрипучей деревянной лестнице на хоры. Скльзнув на скамью, Мари подняла крышку органа.
– Синее, как вечернее небо… Красное, как маков цвет… Розовое, как утреннее небо на востоке… Как красиво! Как сама музыка — такая же яркая, многоцветная, такая же весёлая и грустная. И так же сияет! – Мари открыла верхний регистр, тонкие пальцы пробежали по пожелтевшим клавишам. Волшебные звуки, вырвавшись из серебристых труб-флейт, вознеслись к украшенному росписью своду, разлетелись словно тысячи весёлых солнечных зайчиков.
– Ты оживила витражи, волшебница! – восторженно воскликнул Энтони.
– Это музыка, Тони! – возразила Мари, не переставая играть. – У неё есть душа. А витражи хранят частички душ мастеров, их создавших. И эти частички откликаются на зов!
Голос органа смолк.
– Я увезу тебя отсюда, – промолвил Энтони, – сразу как только закончу работу! Мы будем жить вместе, в сказочном доме, и добрый дух будет хранить нас. Ты будешь творить волшебство, а я буду создавать витражи…
***
– Добрый день, мистер Свифт!
– Здравствуйте, мистер Гудроу, – откликнулся Энтони, немало удивлённый дружелюбным тоном архивариуса, в последнее время тщательно избегавшего встреч с ним.
– Как продвигаются ваши исследования?
– Неплохо. Материальная часть изучена; завтра привезут всё необходимое и можно будет приступить к реставрации.
«Зачем я ему рассказываю?» – промелькнула у Энтони мысль.
– У меня есть для вас ещё кое-что, несомненно представляющее интерес для вас, мистер Свифт, – Гудроу поманил его за собой.
«Зачем я его послушал? – думал Энтони, следуя за Гудроу по узкой лестнице, спиралью уходящей вверх. Однажды он пытался причинить мне зло…»
Вдруг он замер, поражённый. Огромный бронзовый колокол, так близко, что, казалось, стоит лишь протянуть руку — и коснёшься его гладкой тускло блестящей поверхности. Сейчас колокол молчал, но какая мощь скрывалась в нём! Где-то внизу запел орган...
– Поторопитесь, мистер Свифт, – окликнул его Гудроу, оборачиваясь через плечо, – Соблюдайте осторожность. Здесь легко оступиться.
Но вот лестница кончилась. Они стояли на балконе с низкой каменной оградой.
«Как же красиво!» – думал Энтони, глядя на горстку фермерских домиков, казавшихся отсюда крошечными, зеленеющие луга и белое как облачко овечье стадо, виднеющёёся вдали у рощицы, и свежий ветер трепал его волосы. Он забыл, зачем он здесь…
Удар! Крепкие руки Гудроу у него на плечах. Лицо секретаря пастора так близко: Энтони видна каждая морщинка на его лице, искажённом яростью, глаза кажутся тёмными провалами. Толчок… Падение в бездну, покавшееся бесконечным… Мир, разлетевшийся на осколки…
***
«Надо только подняться…»
Краски, образы, звуки – всё, медленно кружась, плывёт, подёрнутое серым туманом…
– Умер!..
– Нет, он жив! Он дышит! Помогите, кто-нибудь!
– Боже, несчастье-то!
– Энтони! Энтони-и-и!..
Голоса доносились до него словно сквозь водную толщу. Холодные как лёд руки касаются его лба, щёк… Последний проблеск: лицо Мари, бледное как льняное полотно, её широко раскрытые глаза, синее как небо… Миг — и он канул во тьму…