Выбрать главу

— Эти цветы значат невинную влюблённость, — улыбнулся он.

— Спасибо, — широко улыбнулась виконтесса.

— Но важны не только сами цветы, но их число, — кронпринц склонил голову набок. — Здесь мы всё осмотрели. Проголодалась?

— Немного, — солгала Глориоза — ей ужасно хотелось есть.

— Чудесно, — снова улыбнулся его высочество. — Самое время отобедать.

Ресторан, куда кронпринц привёл её, был заполнен. Но метрдотель лично встретил их у дверей и проводил за столик, отделённый ширмой. Его высочество предложил виконтессе самой выбрать, что она будет, и она, боясь показаться обжорой, указала на один салат и десерт. Кронпринц усмехнулся и заказал для неё большой стейк с гарниром, а для себя велел принести блюда от шефа. Официант кивнул и быстро удалился. Когда еду подали, Глориозе поначалу было неловко наедаться, но его высочество так умилённо смотрел, как она ела, что она просто не могла оставить ни кусочка.

Поход за платьями напрочь лишил Глориозу способности думать. Дамы из салона так лихо взяли её в оборот, что она только и успевала принимать комплименты от них и кронпринца, да кивать в ответ. Виконтесса даже не была уверена, что запомнила всю ту одежду, которую одобрил его высочество. Обратила внимание только на то, что среди перемеренного не было ни одного наряда того же насыщенного синего оттенка, какого было платье её высочества на Весеннем балу. Но мысль эта проскочила так отстранённо, что она тут же забыла об этом. Свидание определённо очень даже удалось.

Обратный путь лежал через особняк Орхидея. Напротив ворот стояли два рыцаря, готовые преградить путь всякому, кто вознамерился бы войти. У самих ворот и вдоль забора в обе стороны лежало множество орхидей самых разных оттенков и сортов. Кронпринц стукнул по стенке кареты, и возница остановил лошадей. Его высочество быстро вышел, взял у кого-то из сопровождения фантастический букет орхидей и положил его у ворот. Отвесив короткий поклон особняку, он так же быстро вернулся назад, где наткнулся на вопросительный взгляд Глориозы.

— Так я желаю воинам, оберегающим наши границы, благополучного возвращения, — улыбнулся он.

— Почему вы не сказали мне? — с нотками обиды спросила Глориоза.

— Я не хотел смутить тебя, — мягко произнёс кронпринц. — Ты только узнала об этом, и я подумал, что тебе сегодня совсем не нужно забивать этим твою прелестную головку. А вот я не мог не принести цветов — это моя обязанность, как члена императорской семьи.

— Вот как, — улыбнулась виконтесса.

Когда карета кронпринца доставила их назад к её особняку, было уже довольно поздно, но не настолько, чтобы такое время можно было счесть неприличным. Проводив Глориозу до дверей, его высочество склонился к ней и мягко коснулся губами щеки. Лицо виконтессы мигом вспыхнуло. Кронпринц прошептал, что вскоре снова напишет ей, и уехал. Несколько минут Глориоза так и стояла на крыльце, как будто тая от краткого поцелуя, а потом вошла в дом. Шагая до своей спальни, она будто порхала по облакам, как волшебная бабочка. Добравшись до собственной комнаты, она рухнула на кровать, и с её лица никак не сходила улыбка, пока она снова прокручивала в голове прошедшее свидание. Однако лицо её помрачнело, стоило добраться до того, как кронпринц оставил букет у ворот дома Орхидея. Виконтесса не верила, что это было всего лишь то пожелание, о котором он сказал. Цветы, которые он там оставил, были красными, а он сам говорил на фестивале, что практически любой цветок красного цвета выражает любовь. Глориоза почувствовала себя обманутой. Разве можно было подарить букет белых роз, означавших невинную влюблённость, одной девушке, и тут же оставить букет алых орхидей для другой? А виконтесса почему-то ничуть не сомневалась, что оставленные им цветы предназначались именно кронпринцессе, а не всем воинам. И она еле остановила себя от того, чтобы попытаться ночью выкрасть эти орхидеи — подумала, что вряд ли рыцари покинут пост хоть на минутку.

Укладываясь, Глориоза никак не могла унять гнев и обиду. Ревность терзала её душу так сильно, что в своих мыслях она даже пожелала кронпринцессе смерти, но это ужаснуло её. К ревности примешался стыд, и виконтесса горько заплакала, не зная, как привести мысли в порядок. Она рыдала в подушку очень тихо, чтобы никто из прислуги не услышал, да так и уснула, в конце концов вымотавшись от всех переживаний сегодняшнего дня.