— Вы что, уже выучили их? — удивился Тодо.
— Почему нет? Мальчик, живущий у храма, не учась, читает сутры. Нет, ну какой шельмец, а? Хотя…
«О, если б знал,
встретив тебя,
какие чувства
овладеют душой…
Будто влюблён впервые…»
Не так уж и плохо, — расщедрился на похвалу принц Наримаро. Он откровенно веселился, точно случайно поймал в капкан лиса, воровавшего его припасы.
— Котобуки-но Наохито весь день находился в храме, — умерил его веселье Тодо, которого весьма мало интересовали любовные шашни буддийского бонзы, если они не имели отношения к убийству. — Отлучиться сюда он не мог, значит, он — вне подозрений.
— Нет, ну это надо же, — брезгливо сказал вдруг Наримаро. Он уже перебирал другую пачку. — Этот бездарь Минамото списал стихи у левого министра. Это с прошлых состязаний.
Зажёг свечу —
И утратили яркость
Жёлтые хризантемы.
Но любовь к тебе
при свечах только ярче.
Жулик!
— А это что? — Тодо резко вскочил на ноги.
«Любовь на алтарь.
Нож под сердце
Любимой.
Лепестки кружатся.
Тают на чёрной крови»
Кто это писал?
Принц Наримаро тоже поднялся и заглянул в свиток. Нервно стёр рукой пот со лба. Лицо его вытянулось.
— Невозможно, — растерянно проговорил он. — Это рука Инабы Ацунари…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ЛИСЬИ МЕЛОДИИ ДЛЯ ФЛЕЙТЫ
ЧАС КАБАНА. Время с девяти до одиннадцати вечера
В тоне Наримаро проступило столько недоверия, что Тодо быстро метнул взгляд на оторопевшего сановника.
— Вы говорили, что Инаба ненавидит вас настолько, что даже пытался совершить самоубийство. Растолкуйте-ка.
— Ну, — Наримаро зримо помрачнел. — Тут я, конечно, виноват.
— Что произошло?
Принц продолжал сокрушаться.
— Совершая поступок, подумай, приблизит ли он тебя к нирване? Не стоит отклоняться от благородного пути истинной речи, истинного целомудрия и истинного образа жизни. А я? — Наримаро быстро закончил скорбеть о своём несовершенстве и приступил к покаянию. — Оправдаюсь только тем, что злого умысла не имел, — вздохнул Наримаро. — Четыре года назад император отправился на поклонение в храм богини Аматерасу. Паломничество микадо продолжалось месяц. Я тогда исполнял обязанности первого церемониймейстера двора, и в этот раз было моё дежурство в покоях императора. Поехать я не мог и целыми днями сидел на веранде малого дворца Когосё, иногда прогуливаясь до тронного зала, потом навещал Усадьбу Ароматов. Делать было нечего, — честно признался принц.
Тодо не перебивал — внимательно слушал.
— И вот однажды на веранде тронного зала я заиграл на флейте и тут заметил в кустах рыжего лиса. Дворец ограждён, но лисы роют норы под оградой и часто проникают внутрь, — пояснил принц. — Лис тихо сидел под самшитом и смотрел на меня. Я не суеверен и решил, что лис просто голоден. Бросил ему кусок тофу со своего стола и позабыл о нём, — поведал начало истории Наримаро.
Тодо только кивнул. Пока все было просто и понятно.
— Но на следующий день, когда я снова играл, лис пришёл опять и был уже не один. Я угостил бродяг сыром и снова заиграл. Теперь я видел, что лисы, съев сыр, никуда не ушли, пока я не доиграл. Это позабавило меня, и я приказал назавтра приготовить побольше сыра для своих слушателей. И они снова явились, теперь уже втроём. Подошли ближе, чем накануне, получили угощение, и снова слушали флейту. Я отложил инструмент и распахнул алый веер: на улице было душно. Лисы вдруг исчезли.
Тодо всё ещё не видел в повествовании ничего криминального.
— С тех пор целый месяц я забавлялся, приручая кицунэ. Дошло до того, что они ели из моих рук. Но стоило мне развернуть алый церемониальный веер — почему-то исчезали.
По возвращении микадо из паломничества в Когосё был устроен музыкальный вечер. Я пришёл с флейтой раньше других и, пока собирались приглашённые, заметил в кустах моих питомцев. Напуганные освещением и обилием людей, они жались в зарослях, не рискуя подойти. Я взял блюдо с тофу, незаметно бросил сыр в траву, потом присел у края веранды и заиграл сочинённый мной напев «Кицунэ». Лисы хоть и не сразу, но подошли ко мне. Тот лис, которого я прикормил первым, даже сел у ног и покачивал мордочкой в такт мелодии.
Оказалось, пока я играл, в павильон уже набились придворные. Вошёл и микадо. Инаба Ацунари, считавший себя отличным флейтистом, стоял в углу и оторопело смотрел на моих лисиц. Микадо, прекрасно игравший на флейте, воскликнул, что я столь великолепно играю, что даже дикие лисы приходят послушать мою игру!