— А как он выглядит?
Принц удивился.
— Как? Лицо круглое, нос приплюснутый, глаза косят, сам приземистый — никаких мужских достоинств за ним не числится. Только духом крепок, и то потому только, что туп, как дерево.
— И Минамото Удзиёси тоже ненавидит вас?
— Да.
— За что?
Наримаро снова затрясся в беззвучном хохоте.
— Я спас ему жизнь.
Тодо смерил принца долгим взглядом. В его понимании, подобная услуга заслуживала только благодарности. Если, конечно…
Тодо глубоко задумался. Он давно, ещё на рассказе об Абэ Кадзураги, понял, что принц Наримаро, человек, безусловно, одарённый и умный, далеко не так утончён и раним, как ему, Тодо, сперва показалось. Скорее, следовало признать, что у этого мужчины с лицом Святого Архата были лисьи зубы, волчьи когти и хватка барса, и он вполне способен был постоять за себя. Более того, чем дольше они беседовали о придворной жизни, тем явственнее становилось для Тодо, что на самом деле принц Наримаро — не просто сукин сын, как полушутя отрекомендовал его приятель Ока Тадэсукэ.
Нет, принц Наримаро был самой Амагицунэ, «божественной девятихвостой лисой» императорского дворца! Тодо подумал, что именно этот человек крутил ежедневную карусель придворной жизни, мороча и совращая, издеваясь и глумясь над сановниками. Лисы-оборотни считались злокозненными созданиями, но обычно не причиняли прямого вреда. В их силах было наложить проклятие, очаровать и обмануть, однако они не способны ранить человека собственными руками. Но эта лиса могла всё…
Или он не прав? Ведь ясно, что у каждого из нас — своя душа, через которую, как луч через зеркало, преломляется мир. Просто слишком уж по-лисьи — изощрённо, язвительно и дерзко — преломлялся мир императорского двора через принца Наримаро.
Однако Тодо не стал делиться своими наблюдениями и выводами, а просто продолжал расспросы.
— И как же это произошло?
Принц печально вздохнул, но Тодо, уже разобравшийся в его мимике, понял, вздох этот деланный, а печаль — напускная. Лиса глумилась, издевалась и потешалась от души.
— Банальней некуда, Тодо-сама, — горестно посетовал Лис-Наримаро. — Несколько лет назад весь двор во главе с микадо направился в буддийский монастырь Акисино в Наре. И по пути было решено остановиться на привал в храме Мампуку-дзи. Это, как вы, конечно, знаете, в Удзи. А как раз за месяц до того Удзи сильно тряхнуло, и дороги были неотличимы от непролазных дебрей: всё завалено буреломом, кое-где императорскому кортежу удавалось проехать, но половину дороги пришлось просто пробираться пешком. Для женщин, ехавших в обозе на быках, слугам то и дело приходилось расчищать дорогу.
— И что же там случилось?
— С нами был и Минамото Удзиёси. Брать его поначалу не хотели, микадо, человек тонкий, даже намекал, что Госё не обойдётся без Удзиёси, но Минамото заявил, что он всегда должен быть при делах, и не может покинуть в такой час своего повелителя. Микадо вздохнул и согласился, ведь человек он мягкий, терпимый, и понимает, что спорить с дураком — себе дороже.
Тодо молча слушал. Наримаро оживлённо продолжал.
— Ну что ж, идём. И должен заметить, что в местах завалов даже высшие сановники спокойно шли, держа под уздцы лошадей. Но Удзиёси не вылезал из паланкина, четверо слуг, выбиваясь из сил, волокли его в гору. И тут вдруг там, где дорога шла по узкой горной тропке над потоком, у одного из его слуг под ногой обвалилась земля. Тяжёлый паланкин рухнул в воду, увлекая за собой и Удзиёси, и носильщиков. Всё произошло мгновенно и, прежде чем кто-то успел опомниться, остатки разбитого экипажа уже уносило течением, а пятеро человек барахтались в воде.
— Какое несчастье… Но вы спасли его?
— Я вынужден был спасти его, — с нескрываемой досадой подчеркнул принц Наримаро, — потому что, к несчастью, микадо заметил падение секретаря и закричал. Но дело было в начале седьмой луны, ещё таяли снега вершин, а вода горных потоков, сами знаете, тёплой не бывает вообще никогда, и желающих рисковать собой ради спасения упрямого глупца, разумеется, не находилось.