Пишу в ответ, уже скрипя зубами от злости:
«Ужель так ничтожны
Твои тревоги, что о них забываешь
После чаши сакэ?
Завидую. Как же ты близок
К постижению Пустоты!»
Увы! Сложно выиграть спор у умного человека, а у глупца — почти невозможно. Не понимает, не слышит, одержимый.
Следующее письмо разозлило меня. Он уже брызгал оскорблениями, среди которых мелькнуло слово «кагэма». Я говорил вам, что свободен от сословных предрассудков, но всему есть предел. Мужчину из рода Фудзивара сравнить с проституткой? Непростительно. Я встретился с ним и избил. Руками. И немного ногами. После этого ненадолго стало тихо.
Тодо показалось, что он понял.
— И тогда он решил убить вас?
— Ну да, — кивнул принц. — Он подкупил какую-то городскую голытьбу и велел убить меня. Но не со злости. Я сразу и не понял из его жалкого бормотания, в чём дело. А оказывается, он полагал, что уничтожив идеал красоты, который я создал, он сможет смириться с той бездной отчаяния, в которую я, дескать, погрузил его. Каково? Но убить меня сам, понятное дело, даже не пытался, — рассмеялся Наримаро, — только трижды нанимал каких-то проходимцев. Мне это надоело, и я пригрозил, что в следующий раз сделаю женщину из него самого. Он отстал и сник. Последние месяцы было тихо, он навещал Харуко и ещё нескольких фрейлин, и, наконец, угомонился окончательно.
— И вы не считаете себя виновным, Фудзивара-сама? — спросил Тодо, хоть ответ был для него очевиден.
— В чём? — кажется, вполне искренне удивился тот. — Я был иллюзией, но зачем же принимать иллюзию за явь? Вини свои глупые глаза и слепые чувства. Притом, там же был и Хитаги, но он-то не рехнулся, а просто посмеялся над моей проделкой. Не тронулся умом и Арисугава, тоже хохотал, как одержимый.
— А у вас самого не бывает иллюзий? — спросил Тодо.
— Почему? Бывают, конечно. Позавчера в городе в сумерках смотрю на ограду, вижу тень и думаю: «Что за человек там притаился?» Сжимаю рукоять меча, подхожу ближе, всматриваюсь и понимаю, что там сохнет после стирки вывешенное служанкой старое косодэ! Это явный пример обмана чувств, разницы между увиденным и истолкованием воспринятого.
Но я же не напал на сохнущее косодэ с мечом! А если некий мечтательный дуралей влюбился в тень от косодэ на стене, ещё и надеть его захотел, я-то тут причём? А, главное-то, чем я мог ему помочь? Ведь самое дикое-то в том, что он не домогался меня как мужчину. Нет, он хотел меня-женщину. Но я не женщина. С таким же успехом он мог хотеть обнять тень или выловить луну из пруда. Но это все наши частные разногласия и пустые счёты. Убивать Харуко у Ацуёси никакого повода не было.
— Однако… — озабоченно покачал головой Тодо. — Сколько же тут при дворе безумных…
— Думаю, не больше чем за его пределами, — лениво отмахнувшись, возразил принц Наримаро.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. КОЛОДЕЦ ПУСТОТЫ
ЧАС КАБАНА. Время с девяти до одиннадцати вечера
Наримаро ушёл куда-то.
Тодо ненадолго отвлёкся от мыслей об убийстве и вздохнул. Накатила тоска, и Тодо легко догадался, откуда она взялась. Жизнь двора, о которой рассказывал принц, хоть и суетная, всё же била ключом, а что было в жизни у него, кроме каждодневного притворства? Последние два года он только притворялся живым, просыпался по утрам, потому что вставало солнце, и засыпал, потому что небо чернело. Пустота помимо воли завладела душой, отяготила взгляд пыльной паутиной, истомила сердце.
«На время, ради луны, мне стала жизнь дорога…» Тодо не хотел жить ради луны, нет. Это была просто не его жизнь. Он не монах, он воин, самурай.
Потом мысли Тодо снова вернулись к Наримаро. Когда принц представлял женщину, что-то происходило. Перед наместником по-прежнему сидел весьма благообразный мужчина, но ведь Тодо видел женщину. То, что Фудзивара — прекрасный артист, было ясно давно, но тут было больше, чем мог сделать артистизм. Лиса, что ли, на мгновение приняла свой подлинный облик?
Но полно, не мерещится ли?
Принц вернулся. Принёс кувшин сакэ. Тодо тем временем тщательно разобрал все оставшиеся в ящике письма.
— Последняя четверть часа Кабана, — констатировал Тодо. — Нам остался архивариус Отома Кунихару. Его писем немного, никаких угроз, никаких признаний. Вы сказали, что он ненавидит вас так, что исчезает из дворцовых коридоров, если видит вас даже издали. Ему-то вы чем досадили, Фудзивара-сама?
Теперь Наримаро побледнел и даже чуть отшатнулся.
— Ох… Я сам хотел бы забыть об этом.
Он налил Тодо вина, но тот отказался. Тогда принц сам осушил полную чашу.