— Опять ваши выдающиеся дарования привели к трагедии?
Наримаро покачал головой. Глаза лисы казались теперь совсем мёртвыми.
— Это не повод для шуток. Год назад дочь Отомы Кунихару покончила с собой. Она бросилась в старый колодец неподалёку от ворот Кого. Отома уверен, что тому виной я.
Тодо поднял глаза на побледневшего принца. Теперь тот явно не шутил, был серьёзен и хмур.
— Почему он обвиняет вас?
Наримаро тупо уставился в пол.
— В её прощальном письме было всего несколько строк.
«Бёдо-ин. Ветерок
Не даёт мне зажечь свечу.
Статуя Будды темна,
но сияет во мраке
Златотелый Архат…»
— И что?
— Это всё. Увы, Отоме этого хватило для обвинений.
— А вы близко знали его дочь?
Принц закатил глаза в потолок. Ответил медленно, точно думая над каждым словом.
— Это была милая шестнадцатилетняя девушка, любившая каллиграфию и поэзию. Иногда она подходила ко мне и просила помочь ей с некоторыми стихами. Я также научил её писать в старинной манере «дрожащей кисти». Она была довольно талантлива.
Тодо налил себе чашу сакэ. Вино смягчило пересохшее горло и чуть расслабило. Вкус дорогого сакэ был странен и непривычен, и напоен тем ароматом, что исходит от свежей, только что растёртой туши.
Потом Тодо медленно повернулся к Наримаро.
— И вы хотите, чтобы я поверил в эту историю? Вы оставили её после короткой связи, не так ли?
К удивлению Тодо, тот спокойно выдержал его подозрительный взгляд.
— Не только вы так подумали, Тодо-сан. Но следствие установило, что Отома-но Кенико была девственна. У неё не было никаких связей.
Тодо растерялся.
— Но если отец полагает, что это ваша вина, он должен был знать что-то…
— Говорю же, причиной его обвинений стала прощальная записка. Больше ему предъявить было нечего. И Отома Кунихару не обвинял меня в связи с его дочерью, а лишь утверждал, что она покончила собой от безнадёжной любви ко мне.
— На чем он основывался? — не сдавался Тодо.
— Отома Кунихару уверял, что в записке двойной намёк, — растолковал принц. — Не только на моё прозвище, но и на сам храм. Дело в том, что Бёдо-ин когда-то был виллой нашей семьи. Его основал мой предок Фудзивара-но Ёримити. Но тот, кто бывал в храме, знает, что в Павильоне Феникса повсюду десятки позолоченных статуй Архатов. При этом добавлю, что на столе Кенико было несколько свитков, в основном, со стихами о весне. Хайку о Бёдо-ин лежала среди них.
— Но почему чувство девушки оказалось безнадёжным? Она была хороша собой?
Наримаро скрестил руки на груди.
— Не задавайте одновременно два вопроса, Корё, ответы могут сильно разниться и запутают вас. Внешне девушка была ничем не примечательна, хоть ничем и не отталкивала. Не знаю, была ли она в меня влюблена. Я услышал её имя только после смерти, а до этого она была для меня дочкой архивариуса Отомы. Я не отрицаю, если Кенико покончила с собой из-за влюблённости в меня, у Отомы имелись все основания для ненависти ко мне. Но он не преследовал меня, — скорее избегал. А уж зачем ему убивать Кудару-но Харуко — это и вовсе понять невозможно.
Принц ничего больше не добавил.
— Вы точно ничего не знали и ни о чём не догадывались?
Наримаро молча выпил вторую, полную до краёв чашу. Тодо с опаской покосился на него.
— Я ничего не знал и ни о чём не догадывался. Сложность, однако, в том, что, если бы я всё знал и обо всём догадывался, это ничего бы не изменило.
— То есть, вы вели бы себя точно так же, как если бы ничего не знали?
— Да.
Тон принца Наримаро был глух и пуст, как гул колокола.
— Почему? Как начальник Палаты Цензоров, наблюдающей за нравственностью чиновников императорского двора, вы не хотели компрометирующих вас связей?
Принц замер, уподобившись на минуту монаху Гандзину.
— Нет. Потому что когда-то уже обременил себя суетными связями этого подлунного мира и горько за это поплатился. Я потерял жену и ребёнка. Нет, ничего страшного. Умерла, так умерла. «У дома милой давно заброшена ограда. Остались лишь фиалки, но и они смешались с тростником…»
Но я больше не хочу ничего. Совсем ничего. Мне когда-то в юности нравился Конфуций, но оказалось, что разумные опоры мира подламываются легче, чем сухой стебель мисканта. Я оказался в Пустоте, но она… почему-то пришлась мне по душе. Эта девочка тоже ушла в пустоту. Как и Харуко. Всё пустое. Думаю, вы меня понимаете.
Тодо удивился. Лиса исчезла. Перед Тодо сидел не очень счастливый и очень одинокий человек, почти точная копия его самого.
— Откуда вы знаете, что я вас понимаю?