Опомнился Тодо, только заслышав смену ночного караула. Он бросил тоскливый взгляд на светлеющее небо. Полный сожаления, что дивная ночь так быстро миновала, Тодо медлил подняться с любовного ложа. Сидя на постели, не спешил натянуть на себя хакама, но, склонившись к Цунэко, снова вдыхал аромат её волос. Он понял, что всего одна ночь снова сделала из него убеждённого конфуцианца. «Можно всю жизнь проклинать темноту, а можно зажечь маленькую свечку». Конфуций прав. На самом деле жизнь проста, но мы настойчиво усложняем её.
— Пора вставать, — в его тоне прорвалось сожаление, прорвалось почти отчаянием.
— Подожди, — засмеялась она, — Мароя спит, не буду будить её. В чане вода для умывания, на столе полно сладостей, сейчас поставлю чайник, перекуси и беги.
Тодо незаметно завязал на себе пояс и стянул волосы на затылке. Ему хотелось предстать перед Наримаро в приличном виде, и забота Цунэко была особенно приятна. Она не ответила на его сватовство, если, конечно, ответом не была нежность, но пока ведь и не отказала. Он должен дать ей время подумать, но даже если Цунэко не поедет с ним, всё равно эта ночь многое выправила в нём, исцелила переломы души и уврачевала ноющее сердце.
Тодо умылся, ощутив небывалый прилив сил. Правда, стоило ему присесть к столу и прикрыть глаза, как его тут же начало клонить в сон, но поспать можно и после, сказал он себе.
В галерее раздался крик, потом всхлип. Тодо вскочил. Послышался стук босых ног по полу, и в комнату влетела Цунэко с пустым чайником. Лицо её было белым.
— Митико… — почти беззвучно шевельнулись её губы. — Она убита!
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. ЗАСОХШИЕ ЛУЖИ КРОВИ
ЧАС КОТА. Время с пяти до семи утра
Тодо с шумом втянул в себя воздух. Чёрт, чёрт, чёрт. В глазах его потемнело. Не может быть!
А почему не может быть? Ведь было совершенно ясно, что может! И это проклятое видение! Потому-то ему и казалось необходимым посадить всех подозреваемых под замок, хотя бы на ночь! Впрочем, кого винить, когда убийство произошло у него самого под носом, точнее, за стенкой! И ведь и он, и Цунэко слышали, как он входил! Или… или выходил? А, чёрт…
— Покажи, где она, — приказал он.
Цунэко чуть покачнулась, но устояла. Она поставила чайник на стол, и всё так же босиком устремилась к покоям Митико. Тодо понёсся за ней.
— Я хотела набрать воды в чайник, прошла мимо её двери, а она открыта. Митико никогда не спала с открытой дверью. Я заглянула, и вот… — на ходу объясняла Цунэко.
Вместе они залетели в галерею с крутыми поворотами.
Раздвинутые фусума. В покоях, выходящих на открытую веранду, лакированные доски пола блестели, как зеркало. Тодо заметил круглые соломенные подушки для сидения, за ними — передвижной церемониальный занавес на подставке. Столик с небольшими подносами. Жаровня. Над ней — подвесной металлический кувшинчик для нагревания воды и вина. Сосуд, чтобы наливать вино в чарки, и курильница. Возле веранды — свежие нарядные циновки.
Фрейлина, с которой Тодо уже разговаривал в зале хранения священных сокровищ императора, лежала на циновке в дальнем углу комнаты. На шее, перерубленной пополам, алело пятно, снова напомнив ужаснувшемуся Тодо алый цветок мертвецов. Митико лежала на своём ложе обнажённой, рядом покоились тонкое платье и алые хакама. На ноги ей набросили ночную одежду тёмно-лилового цвета, ещё тугую от рисового крахмала.
Тодо невольно покачнулся: закружилась голова. Ночь, тьма, лунные блики, зловещие тени, ветви ивы, ожившие изображения, отрубленные руки мертвецов, наводящие ужас кровавые лисьи цветы и серебряные зеркала. Мир тёмных сил, лисий морок, и мир людей, погрязший в подлости и разврате, словно состязались друг с другом в одержимости злом — и Тодо невольно спрашивал себя: который из них ужаснее?..
Постепенно Тодо пришёл в себя, несколько минут провёл у тела, вглядываясь и, к удивлению Цунэко, принюхиваясь. Он и так не сомневался, что вторую фрейлину убил тот же, кто убил и первую, и тот же запах того же пота и семени подтвердил это. Впрочем, говорить об этом Цунэко Тодо не собирался.
Оружие в комнате отсутствовала, кровавый след тянулся по лицу и волосам девушки, и Тодо понял, что убийца приблизился к жертве со стороны двери, через неё же и вышел. Тодо прикоснулся к ещё теплому запястью, потом со вздохом перевёл взгляд на бамбуковую штору и слегка качнул её. Она издала тот же звук, что он слышал ночью.