— Потому что, как сказал Хатакэяма, «это не торгаши из Тису».
Цунэко бросила на него обеспокоенный взгляд.
— А ты и вправду уверен, что поглядев на них, всё поймёшь, Корё?
Тодо понял, что «Корё» станет отныне его семейным прозвищем. Но, в общем-то, ничего против этого не имел.
— Человек невинный и виноватый редко выглядят одинаково, — сказал он, — но логика может подвести. Я надеюсь учуять смысл убийства, точнее, осмыслить, что движет убийцей.
— А пока ты никого конкретно не подозреваешь?
Тодо улыбнулся.
— Подозреваю. Более того, я уже нашёл убийцу. Ещё вчера.
— Но как? — удивилась Цунэко.
— Ничего сложного. Надо просто слушать.
Тодо не лгал. В каждом преступлении всегда своя мелодия. Часто визгливая, пронзительная, завистливая. Иногда — тягучая, липкая, жадная. Иногда — чувственная, похотливая. Иногда — горделивая, высокая, надрывная. Но тут звенел лисий напев: изощрённый, кривляющийся, наглый.
Значит, надо поймать лису.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. ОХОТА НА ЛИСИЦУ
ЧАС ЗМЕИ. Время с девяти до одиннадцати утра
На допрос в итоге отправились четверо. Тодо сопровождали Наримаро и Хатакэяма. Последний взял с собой Могами Ясухидэ, императорского распорядителя из ведомства церемоний, который, как уверили Тодо, знал при дворце всех и каждого. Тодо не возражал.
Императорский дворец был расположен в огромном саду, окружённом длинной стеной. Основной постройкой был Сисиндэн, где в торжественной обстановке возводили на престол императоров. Подобно буддийским храмам, здание имело высокую крышу с плавными очертаниями, вогнутую на китайский манер. Фасад был обращён на юг, к входу вела большая пологая лестница.
Внутри Дворца в гладких отполированных досках, покрывающих пол, отражались массивные круглые столбы, тщательно выровненные и отполированные. Пройдя по галерее, Тодо и сопровождавшие его попали в покои дворцовых церемоний.
Абэ Кадзураги, начальника дворцового арсенала, они встретили на смене караула. В пути Ясухидэ рассказал о Кадзураги, что тот ревностен, старается выполнить любое обязательство, и очень огорчается при неудаче. В прошлом году его обошли чином — он пил неделю. Любил начальник дворцового арсенала и ловить влюблённо-восхищённые взгляды женщин. Впрочем, кто не любит?
Абэ оказался невысоким, но хорошо сложенным. У него были приятные мягкие губы, окружённые аккуратно постриженными усами и бородкой. Живые глаза смотрели настороженно. В тёмной официальной одежде, с мечом на поясе, Кадзураги выглядел весьма достойно. Тодо заметил, что Абэ бросил на принца Наримаро мрачный взгляд и отвернулся. На скуле Наримаро дёрнулся мускул, рука непроизвольно сжала рукоять катаны.
И принц, и Кадзураги казались напряжёнными и основательно разозлёнными.
К допросу Абэ отнёсся с пониманием: было ясно, что он уже знал о смерти фрейлины и ждал вопросов. Держался настороженно, но был вежлив и, кажется, ничего не скрывал. На вопрос об убитой фрейлине Кадзураги ответил, что бывал у неё, но не убивал. Не за что было. Писал ли ей письма? Ну, так он — человек воспитанный, как же иначе? Пришёл утром от красотки — пошли письмо. Принято так в хорошем обществе. Не ревновал ли он Харуко к какому-нибудь сопернику? На это Абэ ответил, что ревновал бы к сопернику — с соперником и разобрался бы. А женщин убивать — не мужское это дело. К тому же чувств особых к убитой он не питал.
Тодо немного удивился: он не узнал в этом осторожном, спокойном человеке того неуравновешенного фанфарона, способного полезть в драку возле нужника, которого описал Наримаро. Но когда Абэ Кадзураги был собой? Тогда или сейчас? Допрос ведь, что и говорить, неподходящее время для свободы помыслов и поступков. Но, выходит, Абэ Кадзураги умел, когда нужно, держать себя в руках.
…Во внутреннем саду дворца возвышался павильон Осудзумисё. Старший государственный секретарь Инаба Ацунари сидел в зале Церемоний. Секретарь выглядел намного старше Абы Кадзураги, был полней и дородней. Его вальяжная солидность внушала почти суеверное уважение. Лицо — умное и приятное — имело в себе, однако, что-то от хищного зверя. Чиновник казался немногословым, но Тодо сразу почувствовал, что Инабу довольно легко вывести из себя. Он тоже, как и Абэ Кадзураги, метнул на Наримаро недоброжелательный взгляд. Принц в ответ просто опустил глаза. Но Тодо не показалось, что секретарь испуган. Тодо подумал, что Инаба похож именно на чиновника, а не на флейтиста, и снова вспомнил рассказ принца. Тут почти всё сходилось. Почти. Такие люди, как Инаба, тяжело прощают и ничего не забывают. Позор перед императором он запомнил бы надолго. Внимательно взглянув на Ацунари, Тодо согласился с Наримаро и в том, что такой человек едва ли способен на импровизацию. И не только на флейте.