На вопросы Хатакэямы о Харуко Инаба ответил, что пока не под следствием. Был ли близок с убитой фрейлиной? Писал ли ей письма? В ответ на все эти вопросы Ацунари послал спрашивающих к чёрту. Какое кому дело до его отношений с какой-то фрейлиной? Он пишет десятки писем в день по служебным и по личным делам. По первым — готов отчитаться, по вторым — никто не смеет спрашивать у него отчёта.
Знает ли о ещё двух убийствах?
— Да, разумеется, слышал, сегодня утром слух об этом разнёсся по всему дворцу.
Что он скажет по этому поводу?
— Что в Павильоне Глициний открылись три новые вакансии. Что тут ещё скажешь-то?
Инаба, очевидно, не отличался тактом, был неоправданно груб. И не стоило ждать, что такой человек всерьёз занервничает — нервы Ацунари были как канаты, и он был абсолютно уверен, что все вокруг устроены точно так же. Все жалобы такие люди считают пустыми капризами. Но почему он тогда пытался покончить с собой? И что, если основания для суицида лежали где-то в личных делах Инабы и никак не были связаны с происшествиями, описанными Наримаро?
…В театральной мастерской они нашли Юки Ацуёси. Младший секретарь ведомства церемоний, в отличие от Инабы, казался способным на любую импровизацию. Темпераментный и своевольный, Юки явно относился к тем, кого звали «ветром и потоком». Ацуёси не был красив, но вполне годился на роль первого любовника-сердцееда: был стройным, белокожим и настолько подвижным, что немного напомнил Тодо мартышку. Однако за внешней суетливостью Ацуёси чувствовалась точность и даже отточенность жестов.
Юки не отвёл глаз от принца Наримаро, но несколько секунд пожирал его жгучим взглядом, исполненным выражения, которое Тодо не смог прочитать. Но это явно была не ненависть, скорее гневная неприязнь. Наримаро же смотрел на сцену вдали зала и вообще не обратил никакого внимания на Юки Ацуёси.
На вопросы Юки ответил с полной искренностью. Фрейлину Харуко он знал несколько лет. Увы, его сердечные пристрастия непостоянны, он склонен менять женщин очень быстро, не замечая, что разбивает немало сердец. Впрочем, кому нужно постоянство? Он всегда гордился тем, что даже короткий его роман был ярким и полным страсти, радовал его подруг приятными неожиданностями и непредсказуемостью. Но с Харуко он встречался достаточно долго: она была хорошенькой, а он весьма ценит красоту.
Писал ли он ей письма? Разумеется. Поэзия — одна из семи благородных страстей самурая. Ещё в отрочестве он услышал, что самурай, вынужденный покончить с собой, по древнему обычаю должен перед ритуальным самоубийством составить прощальное стихотворение. О, как это потрясло его тогда! Он тоже воображал себя самураем…
Что? Не пытался ли убить девушку? С чего бы? Ревность? Но она совершенно неуместна в том, кто сознает, подобно ему, собственную привлекательность. Он никогда не сковывал женщину рамками верности. Это удел примитивных людей. Он свободен сам и позволяет другим быть свободными.
Что? Слышал ли о гибели двух фрейлин? Митико и Ванако? О, но они вовсе не красивы! Нет, такое не для него.
— Я — любитель красоты, — уверенно провозгласил Ацуёси. — Пусть дурочка, но чтобы была миленькой. Конечно, вдвойне великолепно, когда девушка образована, может написать изящное послание, подобно божественной Сей-Сёнагон или блистательной Оно-но Комати. Но там, где всё получить невозможно, умный человек довольствуется смазливой мордашкой.
Ацуёси артистично коснулся пальцами высокого лба.
— Но по натуре все женщины испорчены, увы. Они глубоко эгоистичны, правильного Пути не ведают и легко поддаются заблуждениям, а что касается искусства вести разговор, то они не отвечают, когда их спросишь, однако выбалтывают секреты, когда их о том даже не спрашивают. А если кто-нибудь считает, что их превосходство над мужским умом заключается в мастерстве пускать пыль в глаза, тот не знает, что все женские уловки обнаруживаются с первого взгляда. Женщина — существо неискреннее и глупое. Всяческого сожаления достоин тот, кто добивается благосклонности женщины, подчиняясь её прихотям, — тараторил он, не умолкая, потом вдруг опомнился. — Однако я должен просить прощения — сегодня премьера в нашем императорском театре, надо ещё немало поработать с артистами.
Когда они ушли из театра, Ясухидэ сказал, что микадо и его супруге нравятся пьесы Юки. Микадо распорядился даже издать сборник его творений, и книга уже поступила в императорскую библиотеку.