– Зачем ты сел? Уже темнеет, мы не успеем загнать скотину обратно.
– Мы все успеем, времени еще полно. Садись-ка лучше ко мне, – сказал он и похлопал по свободному месту рядом с собой.
Я неохотно подошла к нему. Но затем решила, что сейчас отличный момент, чтобы послушать сказку, и попросила об этом Гюбана.
– Тогда расскажешь мне сказку?
– Сядь рядом и расскажу.
Я согласилась, и тут же он попытался повалить меня на куртку рядом с собой.
– Нет! Я не хочу лежать, я хочу сказку послушать.
– Ну, хорошо, хорошо. Ложись, и я расскажу тебе сказку, какую только захочешь.
Я удобно вытянулась и зарылась ногами в песок. Небо над пустыней медленно превращалось из синего в чернильно-черное, ярко сиял Млечный Путь, вокруг с тихим блеянием бродили овцы и ягнята. И вдруг надо мной склонилось лицо Гюбана, и все исчезло – небо, Млечный Путь. Даже овцы как будто замолчали.
Он сорвал повязку с бедер, протиснулся между моих ног, и я почувствовала, как в меня упирается что-то очень твердое и мокрое. Я вся похолодела от страха: что происходило, я не понимала, но догадывалась, что все это очень, очень нехорошо. Он все давил и давил, пока я не почувствовала острую боль.
– Отпусти, я хочу к маме!
В следующий момент меня всю залила теплая, тошнотворно пахнущая жидкость.
Я в ужасе подскочила и схватила набедренную повязку, пытаясь оттереться от этой вонючей жидкости.
– Ты что? Ты пописал на меня?
– Нет-нет, все хорошо, не переживай. Я же просто хотел рассказать тебе сказку, – прошептал он и схватил меня за руку.
Я вырвалась и побежала домой – быстрей, к маме! Он гнался за мной, пытаясь остановить мой бег. Наконец я увидела стоящую у костра маму и бросилась к ней на колени.
– Варис, милая, что такое? – с тревогой спросила мама. – Гюбан, что с ней случилось?
– Да хотел ей сказку рассказать, а она испугалась и убежала, – ответил он беззаботно.
Я так хотела поделиться с ней, рассказать, что сделал этот папин друг. Но как объяснить то, чего не понимаешь? И я лишь крепче обняла маму. Лицо Гюбана ярко освещал огонь, на его улыбке плясали тени от костра – ненавистное мне лицо, которое я потом видела еще много раз.
– Варис, ну-ну, все хорошо. Не бойся, малышка, это ведь только сказка. Это все неправда. Гюбан, где же ягнята?
Он сорвал повязку с бедер, протиснулся между моих ног, и я почувствовала, как в меня упирается что-то очень твердое и мокрое.
3
Жизнь кочевников
В Европе людям очень важно чувствовать связь с прошлым, чувствовать себя наследником мыслей и дел прошлых поколений. В Африке все по-другому. В Сомали не было единой письменности до самого тысяча девятьсот семьдесят третьего года. Писать и читать никто не умел – наш народ передавал знания потомкам из уст в уста, через сказания и поэзию. Самые важные знания ребенок получал от своих родителей. Плести сосуды для молока из высушенной травы меня научила мама. А папа обучал уходу за животными – как правильно пасти скот, как за ним ухаживать. Жизнь в пустыне полна забот, у нас попросту не было времени болтать о прошлом. Вся наша жизнь сконцентрирована в моменте: будет ли нам чем ужинать сегодня? Не болен ли скот? Все ли дети вернулись вечером домой? Куда идти с караваном, чтобы найти воду?
Наш жизненный уклад ничуть не изменился за тысячелетия – мы жили ровно так, как жили до этого предки наших предков. Мы не знали, что такое электричество, телефон, автомобиль, и уж тем более ничего не слышали про телевидение или Интернет. Наш мир был закрыт от постороннего вмешательства, и это очень влияло на наше мироощущение.
Как и все в моей семье, я не знаю точно, сколько мне лет. У сомалийского ребенка не так много шансов дожить до года, поэтому никому даже в голову не приходит запомнить день его рождения. Мы в семье ничего не знали об общепринятых мерилах времени – календарях или часах. Мы ориентировались в мире по сезонам и движению солнца – очередность дождей подсказывала нам, когда пора менять стоянку, а положение солнца в небе определяло наш распорядок дня. Моя тень падает на запад – утро, а если тень подо мной – значит, сейчас день; а если она удлиняется, то пора бежать домой, иначе затемно не вернешься.
Мы никогда ничего не планировали – встал утром и подумал, что нужно сегодня сделать. В Нью-Йорке люди часто спрашивали меня что-то вроде: «Как насчет встретиться четырнадцатого? Ты не занята? Или, может, тогда пятнадцатого?» Сколько я ни старалась вести дела так же, у меня не получалось. Я просто не понимала, зачем так делать. Та же история у меня была с часами – я до сих пор их не ношу. На Западе все постоянно куда-то спешат. В Африке жизнь течет размеренно. Если ты договорился встретиться с кем-то в полдень, то, значит, раньше четырех-пяти к тебе никто не придет.