— Да-да, это настоящий компромат! Ты скомпрометировал девушку!
— Не просто скомпрометировал, он же тут ее почти съел своим голодным взглядом!
— Съел, людоед!
— Нет, Синяя борода!
— Это я-то — Синяя борода, я ведь еще не женился, а вы меня записали в синие бороды, — радостно возмущался парень, крепче обнимая Элен.
— Так что тебе мешает, женись.
— И женюсь.
— То-то же.
Счастливая Элен обняла Мари, а от несостоявшейся Синей бороды девушке достался поцелуй в щеку, наполняя ее какой-то незнакомой раньше радостью и счастьем.
Сгущались сумерки, в свете закатного солнца состоялось прощание с морем, компания выпила за будущую свадьбу Элен и ее парня, погрузилась в машинку, которая в две минуты доставила Мари к дому: „Да знаем, где ты живешь, у Энн и Хосе, тоже тайна!“ — смеялся водитель и попутчики.
Тетя Эн встретила ее ужином и горячей ванной.
— Как вы догадались, где я и что сейчас приеду? — удивилась Мари.
— Что ты, дорогая, все соседи только и названивают, как ты проводишь время, и с кем, и где…
„А где все эти соседи были, когда я брела по жаре!“ — привычно хотела побурчать Мари, но сладкий сон прервал эту мысль и унес утомленную и разнеженную девушку в мир фантазий.
========== 8. Сельская идиллия ==========
На заре фантазии Мари были безжалостно оборваны петухом, а жизнь петуха, видимо, синьором Хосе.
Пробудившись, Мари решила выяснить раз и навсегда отношение тети Энн к волокитству ее дорогого Хосе, в новой жизни ей понравилось все, кроме этого.
— Красивому мужчине можно простить многое, — философски и мечтательно сказала Эн, — но не все, — добавила она, вытирая кровь с тесака. Петух остывал тут же, в тазике на кухне.
Бедный Хосе, зайдя ненароком в этот момент на кухню, взбледнул с лица и удалился, не желая разделить участь утреннего певца.
— Ах, мужчины, — умилились Мари и Энн, принявшись за подготовку к обеду.
Энн, впрочем, и как мадам Матильда, готовила великолепно. «Что немало способствует укреплению семейной жизни», — отметила Мари, которая с подозрением относилась к кухонной технике и всячески избегала знакомства с этими загадочными и пугающими приспособлениями, что не мешало ей меланхолично ощипывать красные и золотистые перышки несчастной птички: «Докукарекался», — со вздохом подумала она то ли о петухе, то ли о Хосе.
Звон колокольчика на секунду прервал их кухонные упражнения. Энн с радостным удивлением пошла посмотреть, кто там решил посетить их уединенный домик. Гостей она любила. «И Мари на пользу, совсем, бедняжка, одичала в своем городе», — подумала добрая женщина.
— Мари, посмотри, что там! — раздался ее звонкий голос. Та неохотно побрела, неожиданных гостей девушка по городской привычке недолюбливала, мягко сказано, но наступила себе на горло, вспомнив радушных местных жителей.
Выйдя во двор, она увидала какие-то мешки и коробки.
— А где же твои гости, Энн? — удивилась она.
— Засмущались и сбежали, — веселилась Энн.
У Мари смущенные аборигены в голове не укладывались.
— Это не мои гости, а твои заказчики, — ухахатывалась Энн. — Побоялись потревожить такую важную сеньориту, как ты.
Оказалось, к Мари заходила делегация с дарами и просьбой написать портрет той самой Элен и ее жениха к свадьбе. Художница стояла и хлопала глазами, не зная оскорбиться или рассмеяться, а, может, пойти и застрелиться: натурой еще с ней не рассчитывались! Обычно оплата за ее шедевры поступала на красивых банковских бумажках со многими нулями, лично от восхищенных поклонников, осыпающих ее комплиментами. Правда, Мари подчас не знала, за что конкретно хотел заплатить тот или иной ценитель таланта. И Жерар, являвшийся как чертик из коробочки по сигналу мадам Матильды… Играл ли он роль дворецкого, настойчиво провожая гостей к двери, или же роль охранника-вышибалы при наивной дурочке? У Мари от таких размышлений и жаркого солнышка закружилась голова, и она невзначай оперлась о корзинку.
— Яйца, Господи, прости, яйца! — закричала Энн.
«Ох, теперь придется точно отрабатывать!» — со стоном подумала Мари, но особого огорчения, к своему удивлению, не испытала, а потом и вовсе обо всем забыла, ища свои наброски и листы для новых, — портрет обещал не задержаться.
За портретом поступило множество других заказов, потом приглашение на свадьбу, и Мари часто ловила себя на мысли, что ее желание рисовать даже в чем-то обгоняет пожелание заказчиков. Глядя на счастливых невесту и жениха, их экзотические наряды, она вдруг почувствовала, что ей пора. Тем более тетя Энн начала бурчать, что можно лавку открывать — дары уже складывать некуда.
«Где же мое счастье потерялось?» — рыдала на свадьбе пьяненькая Мари на мощной и гостеприимной груди того самого доброго водителя, заливая слезами его белоснежную рубашку. Тот было попытался намекнуть, что счастье вот оно, рядом, — но его намеки смыли соленные волны, и он сдал Мари тетушке, пока та не утопила и его в своем горе. И, вообще, от греха подальше, так как тетушка, отплясывая с Хосе, не забывала приглядывать за племянницей.
Как результат, похмельное утро, вместе с петухами, заместителями того, первого нарушителя спокойствия, встретило Мари головной болью и серенадами.
— А что ты хотела, дорогая! Раньше можно было сказать, что у тебя жених, и ты хранишь верность ему, но теперь-то все знают, что ты у нас девица свободная… Готовься к осаде! — заявила тетушка Энн, после переговоров с исполнителями, чьи песни необычайно пришлись ей по вкусу. «Молодость-молодость, вот помню, синьор Хосе…» — мечтательно закатывала она глаза, хотя Хосе никаких серенад под окнами семейного гнездышка Энн и ее бывшего мужа никогда не исполнял. Первый муж и так бежал за поездом, который увозил беглецов, и железнодорожные служащие еле-еле остановили его, отобрав охотничье ружье.
— Зато здесь какие песни он мне исполнял! Вся округа слушала и замирала от восторга! — ничуть не смутилась Энн, когда Мари попыталась заикнуться о печальных обстоятельствах ее второго брака.
«Да, они нашли друг друга. Энн ничем не пробьешь и не удивишь, в своей любви к этому старому кобелю она как скала», — думала Мари, а сама смотрела на кобелюгу и Энн и видела пару, которых объединила страсть, сплотило осуждение родных и любовь — милые старички были запечатлены у белоснежной стены своего обиталища на последней картине Мари.
И вот вещи собраны и прощальная вечеринка, посвященная Мари, была в самом разгаре, когда раздался телефонный звонок. Тетя Энн выдернула Мари из толпы веселящихся гостей: все хотели попрощаться, поблагодарить за рисунки, сказать теплые слова и пожелания на дорогу. Да и ухажеры времени не теряли, кружа вокруг Мари в надежде зажать ее в темном уголке, которых было великое множество, и сорвать поцелуй «на удачу», вдруг Энн утратит бдительность?