Он посмотрел на Викторию, сидящую слева от него, через проход. Свои темно-каштановые локоны она скрепила на затылке заколкой, один завиток спадал на лоб – и когда он чуть смещался в сторону глаза, она легким дуновением возвращала его на место; может быть, кто-то и не усмотрел бы в том особого изящества, но Виктора этот отшлифованный трюк не только забавлял, но и умилял. Да, у нее были чуть широкие скулы, которые она никогда не пыталась скрыть прической, – и от этого ее лицо казалось немного грубоватым. Но в то же время она словно бы излучала радость жизни и была полна такой внутренней силы, что всякий, не сумевший рассмотреть в ней очарование, явно покривил бы душой. По крайней мере, так считал Виктор. Красивые и чувственные губы жены были чуть приоткрыты, а большие изумрудные глаза задорно, хотя и устало, смотрели на него. Щечки с ямочками, впрочем, как и лоб с правильной формы носом, покрылись испариной. Она обмахивалась рукой, иногда обдувалась, но все это мало помогало. В автобусе стояла духота. Почти все форточки зияли открытыми ртами, но свежего воздуха катастрофически не хватало. Виктория покачала головой, затем, сложив губы бантиком, послала мужу воздушный поцелуй. Он улыбнулся, «поймал» поцелуй рукой и «спрятал» в кулаке. Потом приложил кулак к груди и разжал пальцы. Улыбнувшись в ответ, Виктория спросила:
– Заснула малышка?
– Вроде да, – ответил Виктор полушепотом. – Наверное, укачало. Ты, может, тоже поспишь, Викусь? Еще долго ехать.
Глубоко вздохнув, его жена пожала плечами и расстегнула еще одну пуговицу на блузке.
«Да уж, жара совсем задолбала», – подумал Виктор, полюбовавшись знакомой ложбинкой Виктории. Ее Викусика. Ни рыбки, ни котика, ни зайки – Виктору претил такой «зоопарк». Вот Викусик или Викусь – это другое дело! Или «любимая». Так же называл и отец его маму – даже тогда, когда провожал в последний путь.
Виктор закрыл глаза и перенесся мыслями к себе на вторую родину. Вспоминать свой дом на улице Ленина с длиннющим – почти до самого горизонта огородом, за которым протекала речка Крепенькая, – было всегда приятно. Даже воспоминания о могилках родителей наполняли его сердце какой-то особой теплотой. Сейчас в деревне Чернухино оставалась его сестра Светлана с мужем Павлом. Они не собирались вместе уже три года – и теперь семья Красновых решила сделать родне сюрприз.
Мотор монотонно гудел, и Виктор стал погружаться в дрему. Ему привиделось, что Светланка снова что-то чертит на стекле.
– Что ты рисуешь, малышка? – спросил Виктор.
– Это ты, – дочка показала на самую большую фигурку. – Это мама, а это я... Папа, я пропадаю, папа!
Виктор увидел, как самая маленькая фигурка стала исчезать, а вслед за ней исчезли и два остальных изображения.
– Папа, спаси нас, папа! – очень странным хриплым голосом закричала Светланка, и Виктор проснулся.
Дочка все так же спала у него на коленях. Жена читала журнал.
«Что за ерунда? – подумал он. – Снится черт-те что...»
* * *
Старая автостанция ничуть не изменилась с тех пор, как Виктор был здесь в последний раз. Все те же обшарпанные, но какие-то свои платформы; все тот же киоск с прохладительными напитками и пивом; и все такие же люди с сумками и мешками – озабоченные и сонные, трезвые и не очень. Оставив жену и дочку, Виктор направился в здание станции, чтобы уточнить время отправления их следующего автобуса.
Оказалось, что рейсом на Первомайск можно уехать через пятьдесят минут, однако в Чернухино автобус заезжать не будет – обрушился мост через речку, и пока в деревню можно попасть только вплавь. Здесь, наверное, следует добавить, что другой дороги в деревню не существовало. Чернухино располагалось глубоко в лесу, от трассы по дороге километров восемнадцать будет. На вопрос, когда обрушился мост, диспетчер ответствовал удивленным взглядом и искаженной через динамик тирадой: