Светочка посмотрела вверх – туда, где через дырку в дереве просачивался рассеянный свет. Но из такого положения ничего, кроме других деревьев, видеть не удавалось. Неожиданно на край окошка, за которым находилась свобода, сели две птицы и, подняв головки вверх, запели. Это были соловьи. Их трели, попадая с арией незнакомки в такт, сливались с этой песней в одно целое, словно всеми руководил один дирижер. И кто же это мог быть? Возможно, сам лес? Тот самый лес, показавшийся вначале живым и всевидящим?! Как бы там ни было, два новых солиста делали из красивой песни еще более красивую, а из «почти реальности» переносили невольного ценителя лесного искусства в сказочный мир. Светочка все равно принимала происходящее за чистую монету. Появившаяся способность видеть и слышать то, что было сомнительным для других, оказалась хорошим подспорьем, чтобы поверить безоговорочно всему – а особенно после того, как приходилось верить и в черную руку, и в говорящую змею на шее лысого «дяденьки», и в наполненные кровью воздушные шары. Так что сомневаться в том, что поющее трио из человека и птиц возможно, Светочке не приходилось. Она об этом даже не думала.
Светочка зашевелилась.
Соловьи замолчали и посмотрели вниз – туда, где сидела девочка с рыжими косичками. Наверное, ее заметили. Птички захлопали крылышками и скрылись из вида. Замолчала и лесная певунья. В наступившей тишине Светочка могла слышать лишь стук в собственных висках. И это заставило ее сделать невозможное: ударить ватной ногой по дереву. Звук вышел слабым и неубедительным. Похоже, ее никто не услышал и на этот раз. И тогда маленькая девочка заплакала. Но не так, как раньше, а с шумным втягиванием воздуха носом, и с громким мычанием. Похоже, кляп зашевелился. Но освободиться от него все равно не получалось. От досады, что ее никто не слышит, хотелось провалиться. Но произошло наоборот. Ветки дерева проникли в дупло, и, подхватив ее под руки, вытащили наружу. А затем так же быстро освободили от веревок.
Света осмотрелась. Возле нее стояла красивая женщина, облаченная в белую накидку. В густые волосы незнакомки вплетались тоненькие веточки с листочками, что делало ее еще прекрасней. Светочка застонала. Оказавшись без веревок, ноги и руки покрылись колючками, вонзавшими в тело испуганной девочки свои беспощадные жала.
Наклонившись к ней поближе, прекрасная незнакомка спросила:
– Болит?
– Угу, – кивнула девочка.
– Сейчас пройдет, – пообещала красавица.
Выдернув из волос одну из веточек, она провела листочками по ногам и рукам Светланки.
– Ты меня не бойся, я тебя не обижу.
– А я и не боюсь, – заявила Светланка, чувствуя, что ноги вновь слушаются ее. – Я только хочу вернуться к папе и к маме, – добавила она еле слышно, потирая переставшие колоть ладошки.
– Как же ты здесь оказалась одна? – спросила лесная красавица, погладив ее по голове. – И где твои папа и мама?
– Дяденька со змеей на шее меня запрятал вон туда, – девочка показала рукой на дупло. – А веточки меня вытащили и развязали. А папа и мама в деревне, только я не знаю, как туда идти.
– Ничего, милая, дорогу в деревню мы найдем, не волнуйся. А куда делси этот дяденька, который тебя обидел?
Девочка пожала плечами:
– Не знаю.
– Ничего, милая, – повторила красавица. – Его мы тоже разыщем.
Она помолчала, словно прислушиваясь к чему-то, а потом добавила:
– А в деревню нам идти и не надо, твой папа сам за тобой придет. Ты пока поиграй с моими друзьями.
Красавица взмахнула рукой, и из-за деревьев выскочил добрый десяток зайцев. Они стали бегать туда-сюда, кувыркаясь и прыгая друг через дружку. Два зверька подскочили к девочке и стали тыкаться носиками ей в ноги, словно подталкивая к остальным. Светланка весело засмеялась и побежала вслед за ними к другим ушастым. Красавица с улыбкой смотрела на нее.
* * *
– Тебе с ним не справиться, – услышал Виктор знакомый голос и остановился.
Сбоку от него, все в том же плаще, стоял призрак. И, как всегда, дрожал.
– Но Светланка…
– Она жива. Детская смерть особая, не такая, как у взрослых. Я бы непременно ее почувствовал.
– Где она?
– Не так далеко. Но ты должен подумать о себе. Он приближается.
– Кто? Пряник?
– Да. Убийца-сердцеед со своим кошмаром на шее.
– Что?
– У него на шее змея, – пояснил Бахчинский. – Один из образов его собственного страха. Это мог быть, например, и паук... Просто образ. Страхи при определенном стечении обстоятельств оживают в мозгу, и при этом забирают половину сознания.