ПЕРВЫЙ И ВТОРОЙ:
«Игорек Кузьмичев и Сережка Безродный не могли быть послушными. Им было всего по семь лет. И даже в этом месте, сотканном из ужаса и боли, они иногда шалили и поступали по-своему, нарушая установленный здесь порядок».
Я знал и того, знал и этого. Одному было тридцать пять, другому – пятьдесят шесть.
ТРЕТИЙ:
«Старик задрожал, и в его взгляде, устремленном на Виктора, вспыхнул ужас, смешанный с ненавистью. Отпрянув назад, он проговорил скрипучим голосом: «Будь ты проклят!» – и кубарем покатился вниз. Очутившись на дне, сумасшедший сначала пополз, а потом, прихрамывая, побежал вдоль оврага – и скрылся за изгибом».
ЧЕТВЕРТЫЙ (ОНА):
«Виорика Глазкова, учительница русского языка, взяла ручку. Она была оптимисткой и фантазеркой».
Я был седьмым. И я был тем, кто осмелился перехитрить, и у кого это получилось. Но передо мной было еще два, о которых следует сказать немного больше, особенно – о шестом.
ПЯТЫЙ:
«Занеся ногу на очередную ступеньку, он вдруг замер на месте».
Небритый мужчина, сидящий в холле издательства «Книги мира», дунул на сложенные стопкой листы бумаги.
– Посиди-ка здесь, – мрачно сказал он и похлопал ладонью по рукописи. – Может, и изменишь свое мнение. «Так никто не пишет!» Да? А я, господин редактор, пишу так, как считаю нужным!
В это время из кабинета с табличкой «Редактор Петрученко З. В.», вышел, блеснув очками, человек с красной папкой под мышкой и размашисто зашагал по коридору. Миновав холл и бросив взгляд на своего недавнего посетителя, он свернул на лестницу и начал спускаться на первый этаж – и вдруг оказался в школе деревни Чернухино, превращенной в пристанище «бешеных крыс».
«Занеся ногу на очередную ступеньку, Виктор вдруг замер на месте. Вокруг по-прежнему стоял мрак, но он совершенно отчетливо видел, как навстречу ему сбегает по лестнице человек в очках, облаченный в темный костюм. Человек проскочил мимо окаменевшего Виктора, и запах дорогого одеколона подавил трупную вонь.
Галлюцинация.
– Не может быть! – крикнули уже откуда-то снизу».
ШЕСТОЙ:
– Почему вы, собственно, решили, что ваш роман должен нам подойти? – спросил, откинувшись в кресле, Антон Гаврилович Авдеев, редактор издательства «Серпантин». – Судя по синопсису, у вас – фантастика вперемешку с мистикой и всякими ужасами. А у нас другой профиль. Документальная проза. Жареные факты. С перцем. Так что – извините. – Авдеев развел руками. – Читать я его не буду, есть мне что читать. А об издании не может быть и речи. Уж если бы мы и взялись опубликовать что-нибудь фантастическое-мистическое, то, разве что, может быть, Кинга. Но вы же, пардон, не Кинг. Даже если в голове одна бредятина, ее нужно правильно преподнести. Вы меня понимаете?
Усмехаясь внутри, Авдеев снова посмотрел на автора «грязного» романа (будто эту рукопись нашли где-то на свалке!), пытаясь понять, о чем же тот думает. Уж сколько авторишек здесь выходило из себя, и не сосчитать! Возомнят себя великими писателями, при виде которых у каждого редактора должно спереть дыхание от счастья лицезреть это чудо, но на вопрос «Часто ли вы читаете другие книги?» отвечают, что у них просто нет для этого времени. У них нет времени, черт побери! И-ди-о-ты! А писать всякое «г» у них есть время?! Скинут по электронке, да потом еще и прутся сюда, чтобы узнать: не ошибка ли какая?! может быть, не дошло письмецо до адресата?! В том то и дело, что не дошло! И не дойдет! Потому что читать это говно он не станет, а тем более печатать!
– Это не фантастика.
Антон Гаврилович, прищурившись, продолжал наблюдать за хозяином целой кипы бумаг, выпирающей из красной папки. Папка была перемотана резинками для денег. С этим что-то не то, но что?! Ну, не умылся человек, не побрился – с каким говнюком не бывает! Принес свою рукопись вместо того, чтобы выслать по почте – обычное дело! Однако, в его манерах не было и волнения, свойственного такому важному моменту в жизни любого начинающего писателя. Интересненький тип! Такого пронять – дело чести! Кажется, он что-то сказал?
– Вы что-то сказали? – спросил Авдеев человека напротив.
– Это не фантастика.
– Что именно?
– Мой роман – это не вымысел.
Ага-а! Теперь, кажется, он понял, в чем дело. Такие, как этот, иногда встречаются. А тот, кто сейчас напротив, даже не сказал ни псевдонима, ни своего настоящего имени. «Писака хренов! – но не от слова «писа́ть»! Тоже: партизан нашелся»! Антон Гаврилович относил таких к категории «загадочные». Специально придающие ореол таинственности всему, что их окружает, – включая, что сами же и ваяют, – они свято верят в то, что им открылся спецканал, связывающий с космосом, откуда и черпается весь бред, ими написанный. «Если у него и открылся какой-нибудь канал – то мочеиспускательный!» Так же они пытаются заставить поверить и остальных в подобную чушь – может быть, даже действуя подсознательно. Но в том то все и дело, что какая, хрен, разница: подсознательно или нет, – если один придурок делает и тебя таким же! И этот зачуханец – тоже! Нашелся: избранный! «Это не фантастика»!