Авдееву хотелось рассмеяться, но человек, сидящий напротив и зажавший длинными пальцами красную папку с рукописью, снова заговорил:
– Роман должен быть опубликован, и только тогда все закончится.
Отсутствующий подбородок и пара верхних зубов, выглядывающих изо рта собеседника, вызывали у Авдеева желание прыснуть со смеху, но он сдерживался. Опуститься до такого он не мог, и лишь с интересом рассматривал человека с папкой. Большие уши лопухами, всклокоченные жирные волосы, нос в угрях, невзрачная синяя футболка и такие же спортивные штаны.
«Мерзкий тип! – подумал Авдеев. – И эти глаза. Словно сожрать готовы. Уж точно ненормальный!»
– Я спешил к вам. И не успел привести свою новую оболочку в порядок, – сказал «мерзкий тип» с папкой в руках. – Вы сказали: я не Кинг. Да, это так. Но ведь и мой роман не относится ни к фантастике, ни к мистике.
– Да? – Авдеев откинулся в кресле. – Может, я чего-то не понимаю? А к чему же он тогда, позвольте вас спросить, относится?
– Он именно по вашему профилю: документальная проза.
– Ага-а, – редактор усмехнулся. – Это у меня инициалы такие.
Каждое слово Авдеева теперь прибивалось к воздуху невидимыми гвоздями:
– То есть. Если. Я. Правильно. Понял. Все. Что. Здесь. Вами. Написано. – Правда?
– Именно так. Это самая что ни на есть правдивая правда.
Авдеев, собственно, мог на этом и закончить разговор, но ему захотелось разобраться, что движет этим сидящим возле его стола человеком. Поэтому он вкрадчивым голосом задал следующий вопрос:
– Правда то, что люди живут в подземных норах, сходят с ума и пожирают друг друга – и все потому, что сто лет назад ведьма наслала на эту деревню проклятие?!
– Да.
– Правда то, что душа убитой ведьмы вселилась в пятилетнего мальчишку, который должен не сегодня-завтра умереть, – вселилась для того, чтобы этот мальчишка выздоровел и заставил своих родителей переехать в проклятую деревню, и нашел там с друзьями Камень Желаний, и использовал его? А затем мальчишка вырос, притащил в деревню уже свою жену и дочку, и в эту дочку попала душа зародыша той же самой ведьмы, которая, оказывается, была беременной? Видите, я внимательно прочитал ваш синопсис.
– Да, все это правда. В романе нет ни слова выдумки. И про писателя тоже правда.
– Ну да, ну да, – покивал Авдеев. – Писатель, который уподобился Богу, потому что все события, описанные им в романе, он в состоянии воплотить в жизнь, какими бы эти события не оказались. Писатель, который управляет судьбами людей одним росчерком пера. И, судя по всему, этот писатель – вы. Я угадал?
Человек, сидящий напротив, промолчал.
Да, разговор определенно можно было закончить. И все-таки Авдеев не удержался от реплики:
– Но в таком случае, вы должны знать, уважаемый… э– э... Создатель, что у неродившегося ребенка души нет и быть не может.
– Может. В моей книге все возможно. Я сам решаю, что может быть, а что не может.
У Антона Гавриловича даже сперло дыхание от нахлынувшего негодования. Нет, ну какой наглец! Что только не придумает, гаденыш, чтобы впихнуть свою бредятину! Это уже не из «загадочных», и из разряда «долбанутых на всю голову кретинов»!
– Я не кретин, поверьте мне. Я автор, – сказал человек так, словно представлялся Господом Богом. – И, как и любой автор, управляю своими персонажами.
Авдеев опешил. Хотелось ударить этого нахального автора по лицу, вытолкать его из кабинета в зад ногой, швырнуть ему вслед вонючую рукопись, но почему-то вместо этого редактор с иронией сказал:
– Ага, вы – кукловод, а ваши персонажи – марионетки. За ниточки их дергаете... Кстати, ниточки в вашем синопсисе присутствуют, только объяснение там какое-то невразумительное!
– Это не ниточки кукловода. Это невидимые нити, которые вполне реально существуют на нашей планете с момента зарождения органической жизни.
Редактор поднял брови:
– Новая теория? – В его голосе снова прозвучала ирония.
Автор положил ладони на свою рукопись и сделал глубокий вдох и выдох:
– Хорошо, я могу рассказать вам. Но должен начать все с начала, почти с начала. Уверен, что вам будет интересно. Ну так что?