Послышался шорох, и мимо прошел человек. Виктор не заметил собаку. Он шел сюда по нужде, оставив отдыхать свою семью на поляне. Собака повела носом в сторону человека, чуть слышно заскулила, а затем поползла дальше.
* * *
Солнце висело в своей верхней точке. Небо, казалось, тоже приняло игру в тишину – ни птиц, ни облаков, лишь остатки инверсионного следа от пролетевшего недавно самолета. В воздухе, слегка пряном от разнотравья, ощущался еле слышный запах разложения. От этого голова тяжелела, а к горлу подкатывал ком.
Светланка, кажется, задремала. Виктория, устроившись рядом с ней, все пыталась хоть что-нибудь услышать. Переодевшись в цветастый топик и в серые в полоску бриджи, она стала походить на девчонку лет восемнадцати. Что мешало такому сходству, так это серьезное, – такое же, как и у Виктора, – выражение ее лица. Что-то тяготило, не давало покоя, но разобраться не получалось. Наконец, она прилегла рядом с дочкой и закрыла глаза.
Усталость дала о себе знать, и Виктория незаметно заснула. Ей вдруг привиделось, что она находится внутри часового механизма. Вокруг нее вращались огромные шестеренки, сжимались и разжимались пружины... Все было ржавым, но, тем не менее, работало. Виктория не понимала, как здесь оказалась, и завороженно осматривалась. Механизм скрежетал, и эти неприятные звуки витали в закрытом пространстве, пронизывая ее. Сверху сыпалась ржавчина, а потом полилось и смазочное масло, воняющее протухшими яйцами. Масло попало ей за шиворот, потом – на голову и, облив лицо, затекло в рот и нос. Уклониться было невозможно, потому как ржавые детали часов чуть ли не стискивали ее тело. Виктория все-таки дернулась, судорожно втянула воздух открытым ртом… и проснулась.
Дочка сидела и смотрела на нее.
– Мамуль, тебе плохо?
– Да нет, Светик, – все еще тяжело дыша, ответила Виктория. – Чепуха какая-то привиделась.
– А ко мне сейчас бабушка приходила, – сообщила Светланка.
Брови Виктории удивленно поползли вверх:
– Какая еще бабушка?
– Моя бабушка. Бабушка Галя. Она мне что-то говорила, только я ничего не услышала.
Виктории стало не по себе. Свекровь отошла в мир иной десять лет назад, когда Светланка еще не родилась.
Она прикоснулась ладонью ко лбу дочки – нет, не перегрелась...
– Светик, бабушка Галя давно умерла. Ты же ее никогда не видела.
– Нет, видела! На фотографии в альбоме.
– Ну, и куда же она тогда подевалась? – Виктория все еще думала, что дочка фантазирует.
– А ее дядька забрал, он из дерева вылез, – заявила девочка.
– Куда забрал? Из какого еще дерева? Что ты выдумываешь?
– Он вылез из во-о-он того дупла, – дочка показала на раскидистый дуб, возвышающийся на поляне. Потом подошел к бабушке Гале, и они исчезли! А потом я их опять видела, они вон там были, вон у тех деревьев. А потом ты проснулась...
– Это был сон, доченька, – сказала Виктория, как отрезала. – Так, а куда это наш папа подевался?
– Он, наверное, спрятался, и хочет, чтобы мы его нашли, – уверенно заявила Светланка.
«Или у него основательно живот прихватило», – подумала Виктория.
– Пошли, поищем папу, – сказала она.
Громко звать Виктора в такой неестественной тишине она не решалась.
Проходя мимо поваленного дерева, Виктория сморщила нос – неприятный запах стал отчетливей. Подумав о мертвом животном, лежащем в прелой траве за мшистым стволом, она оттащила Светланку в сторону.
Обернись она сейчас, все могло бы выйти по-другому: возможно, они бы даже всей семьей вернулись обратно. Но она этого не сделала.
Там, позади, из-за комеля старой осины торчали наполовину обглоданные человеческие ноги – словно указатель, направленные в сторону деревни.
* * *
Виктор уже собирался вернуться на прогалину, когда услышал отдаленные стоны. Сердце у него екнуло, но он все-таки направился вглубь леса.
Пройдя метров пятьдесят, он оказался на краю буерака с почти отвесными стенками. Оттуда с громкими стонами карабкался наверх старик в изодранной в клочья красной рубахе. И руки, и изможденное лицо старика были исцарапаны до крови.
Виктор застыл на краю, обескураженный этой картиной. Сердце его вновь тревожно дрогнуло.
– Эй! – негромко окликнул он старика. – Вам помочь?
Тот никак не отреагировал на эти слова и, суматошно хватаясь за все, что попадалось под руку, продолжал выбираться наверх, словно за ним кто-то гнался. Его седая грязная голова оказалась у самых ног Виктора. Старик на мгновение замер, а потом, медленно подняв голову, затравленно посмотрел на Краснова. Что-то знакомое почудилось Виктору в этом морщинистом окровавленном лице. Он наклонился к старику, протянул руку.