– Мне вчера тоже казалось, что ко мне батя приходил. – Сережка тяжело вздохнул. – Сказал, что холодно ему там. Еще сказал, что мамку найти никак не может – ни среди мертвых, ни среди живых.
– А ты?
Сергей не стал говорить, что заплакал и выкрикнул: «Мне плохо одному!». А отец ответил, что ему еще хуже, так как вокруг очень много призраков, и все злые...
– Я ему пообещал принести теплую одежду, – сказал он приятелю.
– Надо в колодцах посмотреть, – посоветовал Игорь. – Твой батя где-то там.
Сергей вновь вздохнул.
Горбунья поднялась и заговорила громко и отчетливо:
– Мне не страшно, не страшно, не страшно, но… Это солнце – оно жжет мне глаза. Так больно, больно жжет...
Она повернулась в сторону кустов, за которыми прятались ребята, – и они увидели ее лицо. Глаз не было – вместо них зияли кровавые дырки.
– Я вижу вас, демоны! – закричала горбунья. – Сгиньте, нечистые!
Мальчишки упали в траву, трясясь от страха. Горбунья умолкла.
– Валим отсюда! – прошептал Сергей.
Они начали отползать назад, и нога Игоря вдруг во что-то уперлась. Он повернул голову – и не удержался от крика. У Сергея застучали зубы.
В траве лежала мертвая горбунья. В одну ее глазницу была воткнута сломанная ветка, а вторую клевал черный ворон. Он не обращал никакого внимания на мальчишек, ритмично погружая в кровавую дырку огромный клюв.
И тут совсем рядом раздался резкий голос:
– Я бежала, бежала…
Над ними стояла безглазая горбунья. Ее кожа была синей, а изо рта сыпалась земля.
– За мной гнались, со всех сторон, а я убегала... Я хотела жить...
Падающая земля была черной, как клюющий глазницу ворон.
– Эта птица тоже хочет жить. А вы… вы ведь умирать не хотите?
Сергей с Игорем, завопив, вскочили и бросились бежать назад, к деревне. Туда, откуда им так хотелось вырваться.
А позади еще долго слышался громкий голос горбуньи. Она повторяла одно и то же:
– Я так хотела жить, ж-и-и-ить… Я так хотела жи-и-и-ить!..
* * *
А жить хотели все. Но выходило только выживать. И то, если повезет. Кто-то обнаружил, что самое безопасное место – это ямы за деревенской околицей, где издавна копали глину. Многие ринулись туда, и вскоре там появились первые землянки. Впоследствии их соединили друг с другом подземными ходами, сделали несколько входов-выходов на поверхность, и перенесли туда съестные припасы из погребов. У кого-то возникла идея миновать Кольцо под землей – и работа началась. Туннели протянулись вглубь леса, в нескольких местах выходя на поверхность. Землекопы маскировали все выходы и не болтали по деревне о своей деятельности. Тем не менее, чуть ли не каждый день приходили, прибегали, приползали к ним новые люди в надежде скрыться от силы, отравляющей разум, избавиться от дикой головной боли, от непонятных видений, аморфных существ и пугающих призраков умерших. В надежде выжить...
Но были в деревне и такие, кто не доверял никому, кроме себя самого, и продолжал жить или в своем погребе (если тот был достаточно глубок), или подальше ото всех, в лесу, как волк-одиночка. Такой человек был готов защищать свое новое жилище с остервенелостью хищника, не подпуская к нему никого, даже самых родных и близких.
Если говорить о родственных связях, то стоит отметить одну характерную особенность. В этом закрытом обществе у некоторых людей пропала потребность любить. Они стали абсолютно равнодушными к другим членам своей семьи, будь то муж или жена, сын или дочь, или же мать и отец. Но таких, с вылинявшей душой, было немного, хотя их присутствие и пугало остальных.
Постепенно смертельное дыхание Кольца заставляло одиночек приобщаться к большинству, облюбовавшему залежи глины, а самых стойких из них, желающих оставаться отшельниками до конца, безжалостно добивало, превращая их разум в подобие перезревшего арбуза, готового расколоться от самого легкого удара. Безумцев, ходивших, словно зомби, по деревне, старались избегать. Но они стали опасными – могли ни с того ни с сего наброситься, ударить, а то и вовсе впиться зубами в жертву. Отведав человеческой плоти и крови, они превратились в настоящих хищников – поэтому их нужно было изолировать. В ходе облавы этих «бешеных крыс» отловили и заперли в здании школы. Раз в день им стали приносить скудную еду...
Отрезанное от остального мира и зажатое в мистические тиски, это общество нуждалось в вожаке, слово которого было бы решающим. Запуганные, с затуманенным разумом люди почти единогласно выбрали такого человека. Не приняла участие в голосовании (не считая, конечно же, «бешенных крыс») только горстка людей-растений, которым было уже все равно – они не испытывали никаких эмоций, перестали бороться за свою жизнь и не проявляли никакой заинтересованности в собственном спасении. Когда атаки «Мистера Икс» возобновлялись, эти отрешенные «сухие стебли» (как их прозвали остальные) даже не пытались обезопасить себя. Покорно принимая на себя «удары Господни», во время атак они словно оживали: падали на землю, прижимая ладони к ушам, а голову – к коленям, и просто стонали или же молили о прощении. И если после атаки они теряли слух или зрение, это было для них лишь Господней снисходительностью, избавляющей от навязанной способности слышать или видеть «нечеловеческое». Будучи такими же безумцами, как и те, которых заперли в школе, «сухие стебли» своей отрешенностью и безобидностью оградили себя от участи «бешеных крыс», дошедших в двойной неволе до антропофагии, то есть – до поедания себе подобных. По распоряжению своего вожака жители глиняных катакомб выделили людям-растениям несколько обособленных подземных помещений – так появилось своеобразное гетто.