– Это больно. Давать кровь – это очень больно. – Голос мальчика звучал, как в большом пустом зале. – Почувствуйте, как это больно.
Мужчин и ребенка разделяло чуть больше метра, а придвинуться ближе они почему-то не могли. Внезапно завопил человек со странной фамилией Молоток. Ему показалось, что этим самым молотком в его тело стали вбивать огромные гвозди. Выставив руки перед собой, он увидел, что на запястьях появились сквозные раны, из которых вовсю хлещет кровь. Было очень больно. У Сергея закружилась голова, а рядом, вторя ему, кричал Дмитрий Канохин – и не просто кричал, а визжал, словно поросенок при кастрации.
Стиснув зубы, Андрей Болдарь наблюдал, как по его рукавицам расползаются кровавые пятна. Он хотел сделать шаг к мальчику, но по его ногам словно ударили тяжелой невидимой кувалдой. Из-за собственного крика, слившегося с криками остальных, он не расслышал нового удара, намертво пригвоздившего его к полу. Олежка сидел в той же позе, только голова мальчика была запрокинута и по подбородку ползла извергающаяся изо рта белая пена.
– Дьявол!
Андрей, сделав невероятное усилие, сумел оторвать от пола одну ступню. Кровь залила пол – это была его кровь, и кровь пришедших с ним. Она фонтанами била из рук и ног, затекала за шиворот, брызгала в глаза...
Поскорее выбраться отсюда!
Владимир Дацко рванулся к выходу, но путь ему преградила возникшая в проеме огромная, пышущая огнем, фигура. Над головой у нее пламенело слово «Ангел», а под ногами кривлялось огненными языками – «Падший».
– А-а-а! – вновь заорал Дацко.
Фигура засмеялась и пропала, и вместе с ней исчез и Дацко. Федора Марченко отбросило и словно приколотило к стене невидимыми, но причиняющими страшную боль гвоздями. Он дергался, заходясь в крике, однако не мог освободить ни рук, ни ног. Его извивающееся тело, наконец, бессильно обвисло, а заросший щетиной подбородок коснулся груди.
Олег никак не мог успокоиться. Никогда еще он не делал такого. Ниточки стали оплетать его, завязываясь бантами и узлами. Он потерял контроль над собой. Ниточки гудели, как провода, и в это гудение вплетались слова: «Они заблуждаются».
Канохин подхватил Молотка под руки и поволок к выходу. Они заблуждаются! Канохина хлестнула по лицу невидимая плеть, и из рассеченной брови хлынула кровь. Андрей Болдарь безуспешно пытался оторвать от пола вторую ногу...
* * *
– Магазин «Детский мир»... – пробормотал Степан Латышев, когда они, миновав неширокий проход, оказались в следующем помещении.
Оно было заполнено детскими игрушками. Их было столько, что разбегались глаза. Игрушки лежали, валялись, стояли, висели. Деревянные, железные, резиновые, пластмассовые, стеклянные. Машинки, звери, различные пупсы, сотни разноцветных сосок и тысячи кубиков с буквами. Создавалось впечатление, что коснись хоть одной игрушки, и сразу запищат все куклы, засигналят все машинки, зарычат все детские зверушки – все сразу затарахтит и задвигается.
За поворотом открылась еще одна комната – склеп протянулся под старыми могилами и, возможно, выходил даже за пределы кладбища. Комната была довольно просторной. Первое, что бросилось в глаза вошедшим, были колыбельки с датами: «1899», «1916», «1939», «1966», «1998»... Их украшал прозрачный тюль с рюшечками и разноцветными ленточками, среди которых мрачно выделялись черные. И еще тут было много детской одежды.
Время способно нанести урон и камню, и металлу. Лен же и хлопок для него – вообще пустяк. Распашонки, шапочки, ползунки полуистлели и могли превратиться в труху от первого же прикосновения.
Стефан осторожно подошел к первой колыбельке с датой «1899» и заглянул туда сквозь прозрачную занавеску.
На подушке сидело какое-то черное существо.
«Боже, кто это?» – с ужасом подумал он.
Непонятное существо стало расползаться в разные стороны, шевеля множеством лапок – Староверов отпрянул от колыбели.
Пауки! Сотни пауков, облепивших бутыль!
Членистоногий кисель вытекал из кроватки и спускался на пол. Первые пауки уже добрались до ног Стефана и карабкались по сапогам.
Староверов затопал ногами, стряхивая тварей. Ему показалось, что из бутыли за ним наблюдают. Превозмогая страх, он склонился над колыбелью и понял, что ее накрывает не занавеска из ткани, а паутина.
Он схватил бутыль, и тут же почувствовал, как его укусили за бедро. Укусы следовали один за другим, и Староверов бросил бутыль Латышеву и, хлопая себя по ногам, попятился к товарищам.
– Бежим отсюда! – крикнул он.
* * *
Виктор, сжимая в руке обломок плинтуса, медленно шел по коридору вслед за светящейся бабочкой. Вокруг слышался скрежет зубов, ворчание и громкое сопение невидимых в темноте «бешеных крыс», но никто на него не нападал.