Вчера я начал писать свою книгу – без определенного замысла, и с совсем расплывчатыми персонажами. Мне пока трудно определиться и с жанром своей будущей повести (а может, это будет роман? – кто знает); скорее всего, выйдет что-то близкое к обычной летописи, которую для особой пикантности мне придется наделить некими событьями и лицами…
Мой сосед, живущий за стенкой, оказался превосходным прототипом одного из моих персонажей. Ты знаешь, когда я прошелся по его мыслям и памяти (помнишь, как это всегда удавалось мне раньше?!), я вдруг разглядел в нем не ту серую мышь, каковой он показался мне сначала. Я увидел в нем нечто большее, поразившее меня глубиной своих низменных страстей, скрывающихся под флером никчемного человечка. Его зовут Виктор, и он оказался полностью противоположной мне личностью (будто белый мел рассыпался на черноземе, или – на белоснежный лист бумаги пролилась капля чернил). Такой персонаж в моей книге – просто находка, а когда ты натыкаешься на ценную вещь, валяющуюся под ногами, невольно начинаешь думать о Божественном расположении. В моем же случае, это – признание моего начинания, его благословение невидимой субстанцией, с именем которой мы ложимся спать и просыпаемся.
Когда я сегодня проснулся, мне пришло в голову: а что, если сделать героями моей книги местных обитальцев? У каждого из них своя история, кричащая, чтобы не кануть в пропасть забвения. И каждая такая история может оказаться достойной, чтобы взять ее за основу моей книги. Зацепившись за эту мысль, я понял, что моя задумка теперь уж точно потянет на роман – довольно объемистый, и с тьмой разных персонажей. Да и увязывать здесь особо ничего не понадобится, потому что узел завязали еще до меня. И, с этой мыслью, катая ее в своей голове, как снежный ком для снеговика, я вышел во двор и пошел по улице, заглядывая в каждое окно и проверяя каждого встречного.
О, мой драгоценный брат! Сколько же интересного я узнал за день! И что очень важно, сквозь каждого из них, так же, как и сквозь меня, проходит то, что я называю местной Тайной! Словно бы насаженная на крючок, каждая душа выглядела живцом, на который кто-то обязательно должен клюнуть. На некоторое время мне даже показалось, что весь лес, захвативший Дубровки в плен, похож на огромный океан, в котором люди – лишь чья-то аппетитная наживка. В одно мгновение меня осенило, и я подумал, что и я могу быть чьим-то живцом, зазывающим полакомиться собой неизвестного хищника, охота на которого и могла бы оказаться этой самой Великой Тайной. Но потом я отнес свои опасения к «проблескам» собственной душевной болезни, задатки которой есть у каждого человека (в отличие от тебя, я готов признать свои недостатки, хотя – это уже не имеет никакого значения). Растоптав собственные бредни разумными доводами, я все-таки не смог до конца избавиться от них – они прилипли глиной к моим подошвам. И тогда я подумал, что ожидание неизвестного, даже упрятанное столь глубоко внутрь моей собственной души, не даст мне покоя ни на минуту, – ставя подножку, и заставляя бояться следующего поворота. Я решил действовать, стараясь повернуть, таким образом, события по моему сценарию.
Вернувшись домой, я написал первое предложение. Витиеватое, немного корявое и трудное для чтения – оно оказалось лучшим бальзамом для моих смятений. Сидя над листом с тремя строчками, я долго смотрел на него, придумывая разные варианты продолжения. Но все они казались какими-то скучными, не способными раскрыть мой собственный гений – рвущийся наружу, перекрывающий дыхание, и шепчущий моими устами: «Ты должен, ты должен, должен». Понимая, что кроме меня, больше никто не способен что-либо здесь изменить, я улыбнулся, и стал писать дальше. Слова бежали теперь как ручей, и я над ними особо уже не трудился. Пройдя сквозь губку моей задумки, они выплескивались на бумагу предложениями. И я не мог остановиться, пока не опустела моя маленькая чернильница. Окинув взглядом то, что подсыхало на бумаге, я почувствовал удовлетворение, граничащее с экстазом…
Перед самым сном я решил написать тебе о том, в чем мне удалось разобраться за последние два дня. Знаю, что когда ты станешь читать это письмо (как и любое другое до этого), твоя гордыня будет принуждать тебя порвать его на мелкие кусочки. Но я верю: ты дочитаешь это письмо до конца, ведь ты так и остался для меня родным братом. А это превыше всех наших обоюдных недоразумений.