Марьяна взяла его за руки и посмотрела в глаза. Она была божественна! Ее широкие, черные, почти сросшиеся брови казались Виктору эталоном женской красоты. А эти волшебные глаза! Большие, глубоко посаженные темно-карие очи – ему они представлялись бездонными озерами, в которых он готов был тонуть постоянно и без передышки. Маленький носик, розовые с ямочками щечки, пухлые губки, с большой черной родинкой возле правого уголка – лучшего в своей жизни Виктор никогда не видел. С ней, только с ней! Без нее теперь и жизнь – не жизнь...
Подул ветер. Тоненькие пальцы девушки вцепились в руки Виктора еще сильнее, и ощущение, что ему кто-то доверяет, придало кавалеру Марьяны новые силы. Ветер немного прибавил, и Виктор прижал свою любимую к себе. Они продолжали смотреть друг на друга. Порывы ветра развевали длинные и черные, как смоль, волосы девушки, – словно то был флаг из единственной прочитанной Виктором книжки «Остров сокровищ». Он улыбнулся. Ветер неожиданно успокоился, и недавно бушевавшие волосы лесной красавицы легли ее спутнику на плечи. Это заставило его больше не противиться своему желанию, и он впился страстным поцелуем в губы своей спутницы. Познание нового ощущения растворило тело и мысли Виктора в душном лесном воздухе, пробуждая неизвестные до сих пор инстинкты.
Возле целующихся людей стояла корзинка, полная огромных, один в один, белых грибов. Сумерки сгущались все быстрее и быстрее, лишая ярких красок окружающий лес. Где-то раздалась песня ночного запевалы, а высоко над деревьями громко захлопал большими крыльями старый филин. Наступила ночь. Так же, как и встреча, она не была случайной. Так же, как и день, встреча должна была скоро закончиться.
С губ опьяненного любовью мужчины сорвалось звериное рычание. Подхватив на руки Марьяну, Виктор опустил ее на землю. Но ничего, кроме поцелуев, ему позволено не было. Она будто проверяла его.
* * *
Виктор лег в постель, не поужинав. Расставание с Марьяной терзало его. Он еще и еще раз перебирал в памяти все подробности встречи с лесной красавицей.
Марьяна сказала ему, что живет в лесной избушке, о существовании которой он никогда не слышал. Впрочем, разве это важно? Важно другое – девушка из леса разительно отличалась своим отношением к нему от деревенских, от этих гадких людишек, насмехавшимся над ним. Сколько Виктор себя помнил, на него почти всегда показывали пальцами, свистели ему вслед или кидались исподтишка камнями.
Обида в который раз сдавила Виктору горло. И это все из-за отца! Как же он, Виктор, ненавидел его теперь! Господи, как он его ненавидел!
Свою мать Виктор почти не помнил, но нашлись доброжелатели – рассказали, что однажды она загуляла с заезжим бородачом. Об этом узнал Григорий – отец Виктора, – и убил изменницу вместе с ее любовником, а тела спрятал так хорошо, что их никто так и не нашел. Кто-то видел, как Григорий ходил в лес с двумя мешками на плечах. Другие говорили, будто своими ушами слышали, как он угрожал убить «этих тварей», а через некоторое время прозвучали два выстрела. Как бы там ни было, отец Виктора после этого свихнулся и стал издеваться над маленьким сыном, считая его «нагулянным». Запирал в погребе на несколько дней, сваливал на него непосильную для ребенка работу, а при любой оплошности мог и закатить оплеуху. Спал Виктор теперь на полу, в углу, как какой-нибудь пес. А чем уж питался – лучше промолчать...
Но и на этом Григорий не успокаивался. Бывало, разденет сына догола, повесит ему на шею картонку с надписью «плод греха», и гонит его, хлеща прутом, через всю деревню. А заступиться-то за него и некому было – своих забот хватало. Да и знали все, как силен и жесток Григорий. Так и получалось, что никакой помощи со стороны Виктору не перепадало – разве что жалели про себя, на расстоянии...
Шли годы. И жалость сменилась всеобщей насмешкой и отчуждением. Бродя по деревне то почти голышом, то в женской одежде, подросший мальчик слышал свист и улюлюканье деревенской ребятни и раздраженные реплики взрослых, которым уже порядком надоело такое «грехосмывание».
Но потом это, наконец-то, прекратилось. Виктор стал сиротой. Его отец свалился с лошади, да так удачно, что напоролся спиной на заточенную косу. Кое-кто поговаривал, что тут не обошлось без участия сына. Но все сошлись в одном: поделом Григорию!
Христарадничать Виктор не стал – за ним стала ухаживать горбатая старуха Прошка. Она считалась знахаркой, но все знали, что Прошка еще и колдует, потому и называли ее за глаза ведьмой. А сколько уж всякой чуши про нее понапридумывали люди! И летать может, и оборачиваться в домашних животных, если ей того надобно. А уж когда она пацана стала прикармливать, так все сразу заговорили, что Прошка себе в нем замену увидела, вот и ухаживает за ним, как за сыном. Правда то или нет, но Виктор после смерти отца, вроде бы, как и нормальным стал. Перестал без одежки бегать, людей смущать, да и забитым ягненком уж больше не казался. Напротив, со временем он стал походить на волка, затаившего злобу на всех окружающих. Даже к Прошке не было у него теплого отношения. Волк-одиночка – да и только! Так и лишилась старая ведьма своего подкормленного за несколько лет предполагаемого преемника – оставила Виктора в покое. По крайней мере, так считали деревенские.