И вдруг стены рухнули! Тот рыжий громила, отскочив назад, упал на меня, прижав своим весом к земле, так что у меня сперло дыхание. Да еще локтем от злости мне в висок двинул. В голове у меня помутилось... Бугай продолжал лежать на мне, а я, задыхаясь, открыл глаза и – о, Боже! Алексей, прямо перед моим лицом лежало нечто черное. Это была человеческая голова! Не имея возможности отстраниться, я вдохнул этот чудовищный смрад и… потерял сознание.
Придя в себя, я обнаружил, что меня уже кто-то оттащил от пожарища. Я слушал причитания и разговоры, и услышал кое-что, наводящее на размышления.
Я пишу здесь все, что услышал, Алекша. Возможности моей памяти ты знаешь, и будь уверен, брат, я не упустил в том ни единого слова.
«...рассказывали, что на этой горе раньше черти хороводы водили…»
«...это уже третий храм Божий…»
«...батюшка, видать, помер еще до того, как на крест его...»
«…шабаш на горе устраивали; послетаются на метлах своих, а потом куролесят…»
«...одолели черти святое место…»
«...черт бессилен, да батрак его силен. Человек это сделал, а не рогатый...»
...силен бес и горами качает, а людьми, что вениками, трясет...»
«...при чем тут бес? Кому-то, видать, насолил батюшка...»
«...не остановится на этом чертово отродье, нутром чую. Сердце подсказывает: над каждым из нас сейчас коршун завис...»
Вот такой ужас, брат...
И побрел я домой. Закрылся на все засовы, и хотя трусом никогда не был, но трясся, как голый на морозе. То, что случилось, вывело меня из привычной уверенности, Алекша, поселив также и в моем сердце ощущение опасности – смертельной опасности! – настолько близкой, насколько тонка стена барака.
Я боюсь, Алекша. Боюсь смотреть на стену своего соседа, опасаясь увидеть там его глаза. Но, кажется, выход есть. Я знаю, как избавиться от страха.
Я заканчиваю письмо тебе, мой дорогой брат, и продолжаю работать над своей книгой. Уверен, что мне есть, о чем написать в эту ночь.
Да хранит тебя Господь!
Май 1899 года».
* * *
Письмо восьмое
«Приезжай скорее, мой брат! Помоги мне, Алекша!
Скорее!»
* * *
Усеянный камнями и утыканный горящими свечками Круг в центре поляны был словно пропитан какой-то энергией. Это Виктор понял, стоило лишь ему подойти поближе. Он старался не показывать, что волнуется, но весь этот магический антураж отнюдь не добавлял ему спокойствия.
Обряд для них с Марьяной, по ее словам, должен был происходить именно глубокой ночью. Именно здесь. Именно так. Именно с теми, кто сейчас присутствовал на поляне. В основном это были обнаженные или прикрытые полупрозрачными накидками девицы. Наверное, существовала какая-то иерархия – вряд ли они почитали Марьяну только потому, что она была невестой. Виктору казалось, что девицы трепещут перед его суженой совсем по другой причине, ему неизвестной. Когда она проходила мимо полностью обнаженных девушек, те ложились на землю и целовали ей ноги.
Зазвучала чарующая музыка. Она лилась с ветвей деревьев, окружавших поляну, и Виктор, присмотревшись, сумел различить там неясные фигуры музыкантов. А вместе с музыкой из леса начали выходить другие участники предстоящего действа. Судя по всему, это были мужчины, в масках быков, козлов и волков; с бедер их свисали звериные шкуры. Кое у кого вместо маски висели напротив глаз, непонятно на чем держась, два горящих уголька.
– Сторожа, – непонятно шепнула Марьяна, посмотрев на Виктора из-под черного капюшона.
Сердце его колотилось, и он так и не мог понять: действительность ли это – или все-таки сон?
Двое с масками быков подошли к его спутнице, и она отдала им свой длинный плащ, оставшись совершенно нагой. Склонив головы, «быки» попятились. Виктор почувствовал приятные легкие прикосновения, противиться которым не было никакого желания. Полуголые девицы раздевали его, они были очень привлекательны, но не возбуждали. Ему нужна была лишь одна из здесь присутствующих – Марьяна. Его любимая Марьяна!
Он ощутил в теле необыкновенную легкость, все поплыло перед глазами – а в следующий миг он уже парил над поляной. Взмахнув руками, как крыльями, Виктор поднялся выше и увидел рядом Марьяну. Она так же парила над землей! У толпившихся внизу глаза горели, словно звезды. Марьяна протянула ему руку, и они начали кружить над поляной, и с лица Виктора не сходила счастливая улыбка.
Наслаждаясь полетом, Виктор посмотрел на свою спутницу. И увидел на макушке своей любимой два торчащих вверх кошачьих уха. Выглянувшая из-за облаков луна осветила ее лицо, отразившись в вертикальных кошачьих зрачках. Кошка! Ее хвост извивался в воздушных струях. Коготки Марьяны вонзились в запястья Виктора, но вместо того, чтобы закричать от боли, он прошептал: