– Я… тебя… люблю!
Боль стала еще сильней, а кошачьи глаза оказались еще ближе.
«Она меня испытывает! Проверяет, достоин ли я быть ее мужем...»
– Я тебя люблю! – повторил он, хотя боль стала такой сильной, словно его руки безжалостно резали острыми кинжалами.
– Согласен! – крикнул Виктор, оказавшись вдруг снова на поляне.
– Согласна, – промурлыкала Марьяна, подергивая от удовольствия кошачьими ушками.
Посмотрев на свои запястья, Виктор обнаружил на каждом из них по одному глубокому порезу. Точно такие же раны он увидел и у своей виляющей хвостом возлюбленной.
Он повторил вслед за басом, доносившимся из-под маски с большими закрученными рогами:
– По своей воле придя сюда, я, Виктор, желаю: любить Марьяну, и оставаться с ней вечно, стать с ней одним целым, никогда не предавать ее, доверять ей, и защищать ее – даже если для того потребуется вся моя жизнь. Ее радость – моя радость, ее печаль – моя печаль, ее добро и зло – мое добро и зло, ее счастье иль несчастье – мое счастье иль несчастье. И пусть меня разорвут на части алчущие когти и клыки, если это не так. О, мой Покровитель! Дай мне силы следовать своему желанию, не изменяя ни тебе, ни собственному сердцу.
– По своей воле придя сюда, я, Марьяна, желаю: любить Виктора, и оставаться с ним вечно, стать с ним одним целым, никогда не предавать его, доверять ему, и защищать его – даже если для того потребуется вся моя жизнь. Его радость – моя радость, его печаль – моя печаль, его добро и зло – мое добро и зло, его счастье иль несчастье – мое счастье иль несчастье. И пусть меня разорвут на части алчущие когти и клыки, если это не так. О, мой Покровитель! Дай мне силы следовать своему желанию, не изменяя ни тебе, ни собственному сердцу.
Раздался нестройный волчий вой – и в ответ по всей поляне замяукали кошки, заблеяли козлы, замычали быки.
Виктор почувствовал, как меняется его лицо – оно поросло шерстью, а на голове он нащупал рога. Хвост бил его по ногам, а ладони буквально у него на глазах превратились в козлиные копыта.
К человеку-козлу и к его мурлычущей невесте поднесли большой котел. Оттуда доносился слабый детский плач. Человек-волк нанес удар появившимся откуда-то ножом, блеснувшим в лунном свете. Брызнула кровь – и вслед за Марьяной Виктор впился зубами в еще трепещущую плоть. Кровь обожгла горло. Что-то подсказывало ему: так надо, если он хочет остаться с любимой. Остаться с Марьяной на всю жизнь? О, да!
Он повторял непонятные слова, которые произносила Марьяна, и помешивал копытом кипящее в котле варево. Там плавали мыши, лягушки и маленький ягненок. И никакого ребенка...
– Хватит, – сказала Марьяна, и он с облегчением отвернулся от котла.
Людей на поляне уже не было, ни в масках, ни без, зато повсюду – и на траве, и на деревьях, и на выложенных по кругу камнях, – сидело множество черных кошек, волков, быков и огромных козлов. Встретившись взглядом с глазами черного волка, Виктор неожиданно для себя заблеял, как настоящий козел. Заблеял, а потом забил копытами о землю. В ответ волк завыл – и резко смолк.
Все тем же неведомым чутьем Виктор понял: его здесь приняли, он стал таким же, как и все остальные. Он стал своим.
Потом все это сборище поглощало приготовленное молодоженами зелье. А после свадебного ужина пришло время и всеобщего блуда. И Виктор, наконец, познал Марьяну...
Хотя, думал он, это все ему только кажется.
Когда он проснулся в доме бабки Прошки, рядом с ним лежала Марьяна – без кошачьих ушей, глаз и хвоста, – точно такая же, как всегда.
И она сказала ему, что это был не сон: все происходило по-настоящему.
А по деревне в тот же день разнеслась страшная весть: ночью у Вылегжановых кто-то выкрал младенца. На вопрос Виктора Марьяна, лукаво улыбнувшись, ответила: «Ну что ты, милый. Ты же видел – это был самый обыкновенный ягненок».
Посмотрев на свои запястья, Виктор увидел шрамы. Они уже не болели.
А на следующее утро кто-то расправился с отцом Сергием и сжег церковь.
* * *
Жизнь жителей затерянных посреди леса Заячьих Дубровок уже не протекала так однообразно, как раньше. В одну ночь был убит отец Сергий, сожжена церковь, а также исчезла девочка двух дней от роду.
Велико было горе родителей, Антипа и Прасковьи Вылегжановых, – это было их долгожданное дитя, их первенец, которого они вымаливали у Господа целых двенадцать лет. Пропажа произошла посреди ночи, и это при том, что задвижка на двери и ставни были закрыты.