Среди ночи громко хлопнули ставни. Проснулся и сразу же заплакал маленький Гриша. Перепуганная жена Варвара подхватила ребенка, а Прохор как-то очень тихо спросил:
– Что это было, Варька?
Не дождавшись ответа, он наспех накинул сермягу и, не зажигая свечу, подошел к окну. Снаружи было темно и тихо.
И тут же раздался стук в другой комнате – там, где спала Оксана.
– А-а! Батюшка! Батюшка! – закричала испуганная девушка. – Там кто-то стоит за окном!
Прохор вбежал к ней и успел заметить, как за стеклом мелькнуло белое лицо. Вновь ударили ставни.
«Ведьма!» – ему показалось, что это была именно Марьяна.
– Марш к матери, и чтобы от братишки не отходила! – приказал он. – А я щас выйду на двор – гляну, кто это там шалит.
Сердце бешено колотилось. Прохор снял со стены ружье и вышел в сени. Отодвинул засов и, приоткрыв дверь, осторожно выглянул наружу.
Никого.
Положив палец на курок, Прохор, крадучись, спустился с крыльца.
Сделав несколько шагов, Прохор увидел два светящихся глаза, стремительно приближавшихся к нему. Он выстрелил без промедления – безрезультатно. Выпавшая берданка больно ударила по ноге. Попятившись назад, Прохор краем глаза заметил еще одно движение – со стороны огорода. Он повернул голову. К дому летело множество темных пятен. Это были вороны! Не было слышно даже шороха их крыльев. Огромные черные птицы летели, то прижимаясь к земле, то снова поднимаясь вверх – словно и не вороны вовсе, а стая необычных ночных ласточек. Наткнувшись на пустое ведро, он чуть не упал. Волк был уже почти рядом! Чудом успев забежать в дом, Прохор хлопнул дверью так сильно, что верхняя планка отскочила. Удерживая дверь руками, он почувствовал, как с обратной стороны в нее что-то ударилось, а потом зацарапали по ней чудовищные когти. В образовавшуюся вверху щель попыталось протиснуться непонятное существо, протягивая к человеку что-то похожее на ожившие ветви. Схватив стоявшую у порога кочергу, Прохор ударил в щель. Наверное, он попал. Натиск колдовской нечисти прекратился так же быстро, как и начался.
Боясь пошевелиться, Прохор стал прислушиваться. Его надежды не оправдались. По ту сторону двери доносилось тяжелое дыхание голодного хищника. Скорее всего, рефлекторно Подкопаев ударил ногой по двери. Услышав, как звуки тяжелых шагов растаяли в ночи, он просунул кочергу в ручку двери, надеясь, что это поможет.
Когда он вернулся в комнату, там, прижавшись друг к другу, сидели перепуганные жена с дочкой и всхлипывал во сне маленький сын Гришенька.
Окружив колыбельку самого меньшего в доме, под звуки то и дело хлопающих ставен и глухих шагов, раздававшихся на крыше, они все вместе читали до утра молитвы. А потом заснули – тоже все вместе…
Прохор проснулся раньше всех. Открыв затуманенные глаза, он пытался вспомнить, что случилось. Посмотрел на руки, обхватившие колени. Расплавленная свечка застыла на мозолистых ладонях холодным воском, и, сдирая эту липкую массу, Прохор поморщился. Память возвращалась. Он посмотрел влево. Там, наклонив голову к плечу, спала дочь Оксана. Капли воска, стекая с ее пальцев, образовали на коломенковом покрывале с вышитыми на нем красными пионами рваное пятно. Качаясь на непослушных ногах, Прохор с трудом поднялся с пола. Жена Варя также спала, обняв рукой люльку маленького Гриши. Наклонившись к сыну, Прохор отодвинул свивальник чуть в сторону, но крохотное тельце даже не шелохнулось. На маленькой шейке с застывшей синей жилкой он увидел две крохотных красных точки – и заскулил, словно жалкая побитая дворняга. А потом закричал.
Вскоре к его крику присоединились причитания жены и плач дочери…
* * *
Смерть Гришеньки была лишь началом.
Каждый день в Заячьи Дубровки стали приходить недуги и несчастья. Людей поражала и падучая, и коклюш, и антонов огонь. Кое-куда заходила и бугорчатка, и костоеда, и лихорадка. Многие дети просыпались утром то с краснухой, то с корью. Болезни не щадили ни людей, ни животных. Вымирали куры, утки, кролики, свиньи...
Марьяна ликовала. Раны ее закрылись, и она, набравшись новых сил, продолжала мстить, вновь бегая по деревне незаметной мышью.
* * *
Башмачник Петр Рассадников и лабазник Петр Матлашов были соседями, но особой дружбы между ними никогда не наблюдалось. Теперь же, сидя на бревне и покуривая, два Петра вполголоса вели разговор.
– Наяву, что во сне – беда напала. Привела эта нехристь сестер и братьев на подмогу своему недоброму делу.
– Это точно, тезка, – покивал Рассадников. – Не могла ведьма одна такое сотворить, не могла. Всю мою птицу подчистую! Свиней только и оставила. Ты-то как? Что с мукой-то?