Мужики вновь открыли дружный огонь. И вновь безрезультатно. Ничего не менялось в белом облаке, охватившем дерево. Не упало вниз ни яблока, ни веточки. Толпа замерла позади неудачливых стрелков.
А потом белое покрывало снежной лавиной упало на стоявших под яблоней людей. Их словно окатило холодной водой, они дружно начали кашлять и зажимать носы – покрывало оказалось невыносимо зловонным.
Все взоры были прикованы к побросавшим ружья стрелкам, а над покрытой мерзкой слизью яблоней взмыла черная кошка. Лапы ее превратились в крылья. Ворона каркнула и полетела к лесу.
Это карканье дорого ей стоило. Сразу трое стоящих в толпе выстрелили вдогонку ведьме. Толпа ликующе взревела – ворона словно споткнулась в воздухе, одно крыло ее бессильно обвисло, и она черным комком начала падать на землю. Не успела она скрыться из глаз, как толпа ринулась на поиски душегубки.
* * *
– Как сквозь землю провалилась!
– Неужто убежать успела ведьма окаянная?
– Видать, мышью или хорьком в нору спряталась...
– Да что-то не встречал я тут ни одной дырки.
– Кабы не так! Во-он, ближе к Петровичу – целых две штуки еще по осени водой детвора заливала.
– Так это дворов через десять будет – не меньше.
– Видать, все-таки упустили проклятую!
– А, может, мы ее и взаправду того – убили?
– Хотелось бы! Что она, подлая, с нами сотворила! Вон, Фрол вчера помер – горлом кровь пошла...
– А с учителем что сотворила? Чуть ли не в одночасье стал старик стариком!
– Не надо было ему ходить к Бельму...
– Так ведь сказал, что у него теперь дар открылся. Теперь он сможет и ведьму узнать, кем бы она не перекинулась – хоть кошкой, хоть вороной. И еще сказал, что нельзя ему с ней глазами встречаться – иначе смерть!
– Да так и так скоро ему конец. Подпортила ему ведьма здоровьице-то, будь она неладна!
– Многим она здоровье подпортила...
– Надо бы его позвать. Помог бы напоследок.
– Да он уж, говорят, и ходить-то не может вовсе.
– Значит, нести надо...
* * *
Качающееся небо убаюкивало, но вместо сна в голове Михаила кружился рой нестройных мыслей, сплетающихся то в новые нити сюжета, то в сожаления о прошлом, то в досаду о неисполнившемся. Иногда эти мысли обретали форму, и тогда Михаил шептал. Иногда его шепот срывался до хриплого голоса, и тогда его можно было расслышать.
– Воздух. Этот чудный необыкновенный воздух!
– Кажется, бредит, горемыка...
– Неужели я дышу им в последний раз? Неужели мне больше не насладиться и этим лесом, и этим великолепным озером?! Мой дорогой Алекша, не написать мне тебе и письма уже. Но как же хочется, чтобы ты сейчас оказался рядом со мной. Прости меня, мой брат, прости. Видно, слаб я оказался на деле.
– Прощения просит. Видать, чувствует свой конец-то.
– Верно, недолго ему осталось. Посмотри только, как покрутило-то его, бедолашного.
– Поймала меня Марьяна в сети свои расставленные. Не уберег я себя от погибели. Одного же сейчас хочется: пошли мне, Лесной Дух, смерть необычную. Открой мне глаза, великий Дух Леса, на дела мои земные. И позволь мне умереть, не потеряв ума, позволь уйти с разумом.
Четверо мужчин несли к оврагу носилки. На них лежал старик. Он беспрерывно что-то очень тихо говорил. Носилки поставили на землю, а старик все не умолкал.
– Мне кажется, я теперь понял, что для меня значит быть счастливым. Я всегда думал: очень важно, чтобы человека заметили в его жизни. Но это еще не главное. Еще важнее, чем оказаться просто замеченным – суметь посеять семя, о котором будет известно лишь этому человеку. Не простое семя, а способное прорастать в разум других людей. И только тогда… только тогда, когда это семя прорастет, его смогут заметить и другие… смертные. И не стоит тратить время на то, чтобы узнать, кто именно посадил семя. (Хотя, кто задумается об этом? Кому придет в голову, что это семя посажено кем-то? Разве что единицам, в чьих силах посадить и свое собственное семя.) Гораздо весомее здесь само следствие. Но иногда оно может достичь такого размаха, что станет способным стереть с лица земли также и свою причину. Вот это уже беда, мой брат, – настоящая катастрофа! – ведь никто не сможет контролировать эволюцию мысли… дикорастущей мысли, паразитирующей в ничего не подозревающих разумах…
Но только не сейчас, Алекша, и только не со мной – как, черт побери, в это сейчас хочется поверить!
Голос старика стал громче. Устремив взгляд на уходящие к солнцу деревья, он заговорил так отчетливо, что теперь его смогли расслышать многие:
– Я взываю к тебе, Дух Леса, помоги же мне распутать этот клубок! Не позволь мне переступить эту черту и стереть эту грань! Дай мне силы сразиться… и одержать победу над… своими мыслями…