...Михаил ударил кулаком о кулак.
– Тебе это не сойдет с рук!
Виктору хотелось казаться бесстрашным и, может быть, даже грозным. Но, как он ни старался, ему не удалось убедить в этом собеседника.
– Ты ошибаешься. Каждый, кто узнает больше, чем нужно, погибнет!
– Ты страшный человек. Тебе и в самом деле это нужно, черт тебя возьми?!
Виктор чуть подался к нему:
– Он уже давно со мной рядом! Хочешь, я и тебя с ним познакомлю? Однажды кузнец ударил меня, потому и поплатился. Смотри же, не сорвись.
Михаил без страха взглянул на волка-одиночку:
– А отец Сергий? Батюшку-то – за какие прегрешения?
Виктор сплюнул и стал растирать плевок ногой.
– За что? Довелось батюшке прознать кое о чем. А с этим товаром долго никак не прожить. Тебе-то не страшно?..
Действительно, боялся ли он сам? Михаил Андреевич Долгорукий не мог однозначно ответить на этот вопрос. Это чувство держало его в напряжении и, в то же время, возбуждало, разгоняя кровь по венам, как бокал горячего вина.
Воспоминания ошеломили его. Оказывается, он знал, кто убийца! И даже говорил с этим убийцей, и, хоть и без особого нажима, но пытался ему противоречить.
«Однажды кузнец ударил меня, потому и поплатился».
…Михаил Андреевич помнил этот случай. Вернее, он помнил то, что рассказывали. Как-то раз Николай Кожемякин и в самом деле приложился к Виктору. Дело было в ту пору, когда еще при жизни своего отца Виктор бегал в голом виде по деревне, смущая сельчан. Увесистый пинок под зад запомнился Виктору, и он на долгие годы затаил в душе злобу и жажду отмщения…
Итак, он знал, кто убийца, но никому не сказал об этом... Что связывало его с преступником? Почему он лишь пытался отговорить злодея, а не поспешил обнародовать имя душегуба?!
Вопросы, вопросы... Опять одни вопросы, и опять нет на них ответов.
Вновь послышался усиливающийся шорох страниц. Михаил Андреевич прикрыл глаза. Жажда воспоминаний, способных пролить свет на тайну его болезни, разогнала облако – на этот раз молочного цвета, – будто порывом ветра, и вот он оказался в лесу. Выглядывая из-за дерева, он наблюдал.
…В двух метрах от него, словно бы из ниоткуда, появилась Марьяна. Новый персонаж его первого романа – его живой книги, о воплощении которой в реальность он мечтал еще в детстве.
Неосторожно хрустнув веткой, Михаил замер. Но обернувшаяся красавица с прядями черных волос пробежала его взглядом, даже не остановившись. Она его не видела! Но он все равно осторожно спрятался за дерево и, закрыв глаза, стал прислушиваться.
– Тебе плохо? – донеслись до него слова девушки.
– …мне сейчас хорошо, – дополнился роман новой фразой волка-одиночки.
А потом Михаил сидел возле того же дерева и через ниточки следил за целующимися. Да, подглядывать неприлично. Но отказать себе в удовольствии Михаил не мог. Организованная им встреча шла как по маслу. Да что там! Первая встреча Виктора и Марьяны превзошла все его ожидания – и Михаил пребывал в прекрасном расположении духа…
Выбравшись из воспоминаний молочного облака, Михаил призадумался.
«Где же он все-таки дал слабину?»
Допустив первое, самое чудовищное убийство, ему не удалось пресечь и остальные. А внедренный им персонаж – на которого он возложил столько надежд, – в конце концов, устроил кошмар в Заячьих Дубровках!
Когда все вышло из-под контроля?! И… какие-такие надежды он возлагал на ведьма́чку?
Отвечая на последний вопрос, Михаил смог распознать лишь ощущение предвкушения, которым он переполнялся ранее. Но предвкушения чего?
Вопрос в вопросе, наконец, его запутал окончательно. И тогда он вновь обратился в слух.
Ниточки завибрировали. Когда-то – очень и очень давно – они его напугали. Пока отец снимал его с крыши, облепленной паутиной, он зажмурился, лишь бы не видеть их. Он так хотел их забыть! Он даже просил Всевышнего об этом! Но Всевышний его не услышал. И он не забыл. А потом он научился контролировать ниточки. И, наконец, – управлять ими.
Снова послышался шорох страниц.
На этот раз облака никакого не было. Просто он ощутил резкий запах Виктора – запах мужицкого пота, одиночества и злобы. Спустя немного времени к этому запаху примешается еще запах кружащего голову дурмана, вцепившегося в сердце вместе со страхом. Но это будет чуть позже. Пока же больше всего выпирался запах забитости и немытого тела, до которого никому нет интереса.
…Виктор казался затравленным, или, по меньшей мере, чем-то сильно обеспокоенным.
Михаил подошел к нему, протянул руку. Этот вполне обычный жест произвел на Виктора совершенно непредсказуемое впечатление: он пошатнулся и, чтобы не упасть, ухватился за плечо Михаила. «Боже! Оказывается, этот волк-одиночка не жаждет одиночества! Он его боится!» Образ родного дома Виктора, пугающий самого одиночку своей опустошенностью, стоял перед глазами Михаила, будто наяву. Этот человек, отвергнутый обществом и отвергнувший общество, нуждался в общении!