Немудрено, что к утру он чувствовал себя, как выжатый лимон. Голова нещадно болела, в горле снова основательно поселилась мучительная жажда, к которой теперь запоздало добавился и голод, а мышцы мстительно затекли из-за целой ночи, проведённой в неудобной позе в кресле, но, несмотря на всё это, он терпеливо ждал пробуждения друга, надеясь, что его спокойствие как-нибудь передастся и ему.
– Боже милосердный, – произнёс Мартин первым же делом, как только проснулся. – Доброе утро, Сильвенио. Ты что, так и не спал?
Он помотал головой, вежливо ответив на утреннее приветствие, и взгляд Мартина приобрёл скорбное выражение. Он начал немедленно громко раскаиваться за то, что не уделил своему гостю достаточно внимания прошлой ночью и что так беспечно улёгся спать сам. Несколько виноватые и смущённые заверения Сильвенио в том, что всё в порядке, эффекта не возымели, и до конца дня Мартин смотрел на него так, словно бы он являлся кормящей матерью, у которой тяжело заболел грудной младенец.
Сегодня Сильвенио, однако, и не думал расслабляться. Он был вялым и одновременно напряжённым, всё так же не отходил от Мартина ни на шаг, с другими миротворцами, радушно встретившими его в штабе, держался с церемонной отстранённостью. Ему всё казалось, что на Эль-Вират вот-вот прилетят Близнецы и всё тут уничтожат, а он сможет опять только бессильно смотреть. Реальность виделась ему нестабильной и зыбкой, готовой распуститься по швам от малейшего его неверного движения. Всё вокруг было слишком ненадёжно, как-то пугающе чуждо, окружающий мир чудился сплетённым из тончайших прозрачных нитей на грани вымысла и бреда. Участливые лица миротворцев казались лишь бесконечными новыми масками, прикрывающими сумасшедшие красные глаза, даже Мартин, единственный, кому он решил доверять в этой ситуации, мог нечаянно напугать его едва ли не до инфаркта, когда ему случалось как-нибудь неожиданно, без предупреждения его касаться. Мартин пытался его разговорить хотя бы на нейтральные темы, но Сильвенио ограничивался только ответами на его ничего не значащие вопросы и по собственной инициативе разговор не заводил, отчего беседа чересчур быстро увядала. Единственное, что изменилось – так это то, что он в этот день он наконец вдоволь ел и пил, постепенно навёрстывая прежний режим питания.
– Может быть, позволишь мне сводить тебя завтра на экскурсию? – предложил Мартин за ужином. – Эль-Вират – довольно красивое место. Фактически это – культурная столица местного союза четырёх галактик. Здесь множество музеев, театров и просто радующих глаз мест. Я уверен, тебе бы понравилось. Ты мог бы… ну, знаешь, отвлечься.
Он, конечно, изо всех сил старался помочь, но Сильвенио передёрнуло от одной мысли оказаться на открытом пространстве.
– Нет, я… я не думаю, что это пойдёт мне на пользу, извини, Мартин… Я пока не могу.
Доедали ужин они снова молча, и всё это время Мартин изучал его тяжёлым взглядом, полным прежнего беспокойства. Потом они шли в его спальню, где миротворец сначала предложил снотворное, а затем, получив испуганный отказ, решился спросить:
– Ты уверен, что не хочешь мне рассказать? О том, что было там… у Близнецов. Ты ничего не рассказываешь, и я вполне понимаю твоё желание держать всё в тайне, потому что это совершенно точно не те воспоминания, которыми хочется делиться. Но ты поседел. И ты явно до сих пор напуган. Это, очевидно, травмировало тебя, Сильвенио. Ручаюсь, тебе станет намного легче, если ты хотя бы расскажешь кому-нибудь.
С минуту Сильвенио раздумывал, пока Мартин, вручивший ему пахнущую лавандой белую пижаму, помогал ему переодеваться и почти насильно устраивал в своей кровати, памятуя о прошлой ночи. Сам он, видимо, предполагал ночевать на притащенном откуда-то в комнату гостевом диване. Сильвенио было ужасно неловко от всей этой суеты и заботы о нём, которую он, вероятно, не заслуживал. Действительно, если он и мог с кем здесь поделиться всем пережитым, то только с этим человеком, и он уже даже открыл рот, чтобы начать говорить – неважно что, лишь бы вывалить свалившийся на его душу тяжкий камень – и тут же его закрыл. Потому что Мартин и без того слишком сильно за него переживал, принимая все его несчастья практически за свои собственные, и расстраивать его ещё больше Сильвенио определённо не хотел. Мартин попросту не заслуживал всего того мерзкого и плохого, что скопилось у него на сердце после знакомства с Близнецами.
– Я… нет, Мартин, я не хочу этого рассказывать. Извини ещё раз…
Тот вздохнул и смерил его ещё одним невыносимо печальным взглядом.
– Нет нужды извиняться передо мной за это, Сильвенио. Я всего лишь волнуюсь за тебя.
– Я знаю. Прости.
– Я же говорю, не надо из… – миротворец издал новый вздох. – Ладно, тогда спокойной ночи. Я очень надеюсь, что сегодня ты всё-таки сможешь уснуть, потому что, уж прости за откровенность, на тебя смотреть больно, как ты мучаешься. Помни, я теперь рядом. Всё хорошо, я никуда не исчезну. И ты не исчезнешь тоже. Ты в безопасности.
Сильвенио не стал возражать, только припомнил про себя, что Хенна тоже говорила ему нечто похожее. А теперь Хенна была мертва, так и не выполнив своих обещаний относительно его, и он даже не знал, удосужился ли кто-нибудь её достойно похоронить или же она так и осталась лежать на поле боя, чтобы постепенно сгнить на воздухе…
В кровати, естественно, было гораздо более удобно, чем в кресле. После всех этих дней, проведённых на жёстком полу и с прикованными к стене руками, мягкая кровать миротворца для его тела была истинным наслаждением. К сожалению, то же нельзя было сказать о его разуме, и когда он, потеряв бдительность от непривычной расслабленности, чуть было не заснул, пришлось спешно себя одёргивать и убирать из-под головы коварно манящую к себе подушку. Помогло, надо сказать, мало.
– Ты ведь всё ещё не спишь?
Он замер и обругал себя за то, что доставляет неудобства приютившему его другу.
– Ещё нет… я не хотел тебя будить, Мартин.
– Ты меня не разбудил, я тоже не мог заснуть. Думал о том, как тебе помочь, – Сильвенио мысленно застонал, обнаружив, что из-за него лишился сна ещё и этот замечательный человек. – И знаешь… я пришёл к выводу, что тебе нужно их заблокировать. Неприятные воспоминания. Ты ведь можешь это сделать. Знаю, удалять их совсем ты не будешь, это против твоей природы Хранителя Знаний. Но что, если просто их сделать… невидимыми для твоего разума? Ты всегда сможешь открыть их заново, если возникнет такая необходимость – в чём я лично глубоко сомневаюсь, но возможность такую не отрицаю.
Сильвенио повернулся в кровати так, чтобы быть лицом к дивану, хотя в темноте всё равно почти ничего нельзя было различить.
– Спасибо, что беспокоишься обо мне, но… я не могу этого сделать. Даже заблокировать… это не согласуется с моими принципами…
– Но ты хочешь это сделать. И тебе так будет легче. Ты сможешь вернуться к нормальной жизни. Однажды ты вновь откроешь эти воспоминания. Когда станешь достаточно сильным. Сейчас же… сейчас ты на грани. Это опасно, Сильвенио. Что бы там с тобой ни сделали – это тебя медленно отравляет тебя изнутри. Либо ты справишься с этим сейчас, либо сломаешься. Мне действительно очень больно видеть тебя в таком состоянии, и я не могу оставаться к твоим мучениям безразличным… Но это – всё, что я могу предположить. Я понятия не имею, что я ещё могу для тебя сделать, а ты даже не хочешь мне рассказать. И всё же… это выглядит достаточно хорошим выходом, тебе так не кажется? Это как запереть злобного джинна в бутылке и выпускать лишь по мере необходимости.