- Он не имел права убивать всех этих людей. Только для того, чтобы добиться взаимности, - Черненький отхлебнул из бутылки. - Взаимности он, само собой, не добился. А вот люди то пострадали. Мне кажется, в нем просто говорил обычный эгоизм.
- А ты можешь отделить любовь от эгоизма? - Тимур посмотрел на Черненького с сарказмом в глазах. - Ревность от эгоизма? Страсть от эгоизма?
- Ты прав, если тебе кажется, что все эти чувства основаны на эгоизме и на том, что человек, любя или ревнуя, в первую очередь делает это для удовлетворения своих собственных психических потребностей. Ведь говорят: ревнует - значит любит. Но ведь когда ты ревнуешь, ты думаешь на самом деле не о том, что изменяет она, а о том, что изменяют тебе. Когда тебя бросают, ты не думаешь о том, что она бросает, ты думаешь о том, что бросают тебя. Очень часто сам этого не осознавая. И выдавая свои страдания не за задетый врожденный комплекс, а за большое, светлое чувство. Да, эгоизм... К сожалению... Вот именно по этому я хочу еще раз сказать тебе о том, что не стоит делать глупости и оправдывать их тем, что ты любишь. Ты на самом деле не думаешь о ней, ты думаешь о себе. Запомни это. Мы всего лишь животные, хотя Бог и дал нам душу. Может и есть такой мир, где душа сможет взять верх над животными инстинктами, но это не этот материальный мир, в котором мы живем. Пока вокруг я вижу только одну неопределенность и дуализм. И ты тоже. Нет черного без белого, нет белого без черного.
- Нет добра без зла, нет зла без добра... - Тимур задумался. - Ведь именно поэтому Бодлер назвал свою книгу 'Цветы Зла'. Он писал про хорошее, проросшее в плохом, он сам выращивал эти стихи на угрюмом и несчастливом сюжете своей собственной жизни... Вот поэтому, если я что-то и могу сделать из ряда вон, так это только потому, что я за этим плохим вижу только хорошее. Да, здесь есть доля эгоизма, большая доля. Но если не видишь смысла в жизни без того, чтобы быть с человеком? Помирать самому? Или заставить для себя прорасти хорошее в плохом?
- Ты бредишь. Ты теряешь себя, свою целостность. Мне кажется, ты так заморочился на этой девушке, что потерял связь с реальностью. Ты перестал отличать хорошее от плохого, правильное от неправильного. В этой игре, если ты пойдешь на какие-то крайние меры, ты выйдешь проигравшим. Ты хочешь победить обстоятельства, а в итоге победишь самого себя.
БОРДОВЫЙ КАМЕНЬ
БОРДОВЫЙ КАМЕНЬ.
Мокрые стволы и ветви деревьев отражали своей поверхностью поблескивавшие в пепельно-сером небе молнии.
По черному лесу, прорываясь через торчавшие из земли черные кусты, то и дело, поскальзываясь и падая в очередную грязную лужу, бежал парень. На изрезанном ветвями и кустами мокром теле еле угадывалась, прилипшая к нему черная изодранная в клочья черная рубашка. Босые ноги, то и дело, спотыкаясь об очередную корягу, торчавшую из земли, подгибались и бросали тело по инерции вперед, в размытую ливнем вязкую грязь. Парень, недолго думая, вскакивал на уже онемевшие от многочисленных ударов ноги и продолжал бежать. Спустя считанные секунды, тем же маршрутом, по тем же следам, только не босыми, а обутыми в дорогие туфли ногами, быстро шел человек с саквояжем в руке. Крупные капли дождя падали на золотые защелки саквояжа и на периодически блестевшее холодным белым светом в отражении молнии лезвие ножа, который человек держал в другой руке.
Парень упал. В очередной раз. Очередной раз с огромным трудом встал на ноги, одна из которых была бардовой от крови. Сквозь порванные в этом месте брюки можно было заметить, что сухожилия на этой ноге были перерезаны. Именно поэтому парню было так трудно скрыться от черной фигуры с саквояжем. Парень снова упал, но на этот раз сил на то, чтобы встать ему не хватило...
Тимур открыл саквояж и достал оттуда хирургический набор. Он посмотрел на свои руки. В свете огня из топки в крематории они казались почерневшими. Особенно мокрые пальцы. Он пошевелил ими. Как-то неуверенно они поддались сигналу со стороны такого же онемевшего мозга. Кто он? И он ли это вообще? Что он снова здесь делает? Он снова всмотрелся в мокрые холодные руки. Затем посмотрел под металлический стол. На его ногах красовались дорогие черные туфли. Все в грязи. Почему в грязи? Почему он весь мокрый? На столе лежало тело. Грязное. Наполовину голое. Дышит? Почему на голове черный мешок? Рука Тимура, словно по какому-то пришедшему из вне приказу, достала из набора скальпель и начала разрезать грудную клетку парня в районе сердца. Скальпель вошел глубоко в кожу, потекла кровь. Онемевшая рука своими серыми пальцами просочилась в тело, замерла на секунду. Сильным рывком она представила свету то, что никогда не должно было его увидеть. В руке все так же, как и мгновение назад в теле лежавшего на столе продолжало сокращаться сердце. Тимур поднял его перед собой. Бардовые капли крови в сумасшедшем марафоне покатились по запястью, вниз по руке до закатанного по локоть рукава. Одной темно-красной бесформенной глыбой сердце смотрело на него, а он на сердце. Сократившись в последний раз, и извергнув из себя последние капли крови, оно застыло. Теперь уже и впрямь напоминая бордовый камень. Тимуру даже показалось, что оно так же, как и его руки почернело и стало холодным. Он попытался всмотреться. Однако, внезапно картинка в его глазах помутнела и расплылась. Он прижмурился. Свел веки еще ближе друг к другу. На миг камень в руке стал виден четче, но он вдруг почувствовал, что по щеке потекла капля воды. Воды..? Откуда? Еще миг и камень снова растворился. Снова по щеке потекла... Вода? Нет... Слезы..? Почему? Тимур снова сдвинул веки. Но на этот раз это помогло лишь на мгновение: вода нескончаемым потоком потекла из его глаз. Он опустил голову и посмотрел вниз: капли практически одна за другой капали вниз на измазанную грязью руку лежавшего на металлическом столе тела с зиявшей в груди дырой и затянутой черным мешком головой. Он поднял голову и устремил свой взгляд в потолок, надеясь, что это поможет. Но слезы продолжали бежать по подбородку и по шее. Тимур хотел вытереть их рукой, однако, что одна, что вторая - обе были измазаны кровью. Он снова опустил голову. Спустя некоторое время, поток прекратился. Закрыв глаза и отпустив вниз последние две слезы, Тимур снова их открыл. Открыл и тут же отказался им верить. Он всмотрелся в плечо парня, на которое падали его слезы и провел пальцем по наполовину размытой грязи. На плече отливала контурами татуировка с сердцем и ромашкой. Мгновенно, одним движением руки он сорвал мешок с головы парня. На столе лежал он сам. Из его рта вырвался истошный вопль.