Выбрать главу

Тимур подошел к пьющему пиво Черненькому и похлопал его по плечу.

- Да, уж точно пора уходить, - сказал он.

В этот момент Камилла и Настя шли по торговому центру. Камилла снова была в депрессии, снова как елка, завешена фирменными пакетами из магазинов.

- Не волнуйся, - подбадривала подругу Настя. - Он позвонит... Ну, я не знаю... Может, ты сказала ему что-то?

- Не знаю, - расстроено ответила Камилла. - Про театр только. Он после этого весь вечер какой-то в воду опущенный ходил. Даже поцеловать меня забыл.

- Ну, нельзя же так не любить театр... - задумчиво сказала Настя.

Тимур и Черненький, тщетно пытаясь отбиться от официантки-Маши, пробивались к выходу.

- Обязательно, - обречено воскликнул Черненький. - Обязательно вернемся.

Лишь у выхода из кафе, совсем уже расстроенная Маша сдалась и попрощалась с неординарными посетителями. Два друга, тоже раскланявшись с девушкой, повернулись к выходу и столкнулись лицом к лицу с входившими в этот момент в заведение, Камиллой и Настей.

- Ой, - от неожиданности вырвалось у оторопевшего Тимура. Его глаза, встретившись с прекрасными глазами, которые он уже много месяцев разглядывал на висевших у него дома фотографиях, на момент утратили фокус - прекрасный образ потерял очертания, голова закружилась. Если бы у парня был зоб, то в этот момент в нем, несомненно, сперло бы дыхание. Что-то навроде этого Тимур все-таки почувствовал, но тут же взял себя в руки, как только увидел, что прекрасные глаза чуть сузились, и девушка улыбнулась.  

Его глаза тут же снова обрели способность фокусироваться, а в нем самом проснулся звериный инстинкт. Девушки, не отрывая глаз от Тимура, медленно разошлись с Тимуром и Черненьким и, улыбаясь, пошли за столик.

Тимур, не тратя ни секунды, повернулся в след неспешно уходившей Маше и спросил:

- Хотя… Машенька, а у вас... чешское пиво есть?

Черненький удивленно посмотрел на Тимура, но сопротивляться не стал.

ЗВОНОК

ЗВОНОК.

Весенний солнечный вечер. Умиротворенность. Приоткрытое окно, мерцающее в свете солнца белой облупленной масляной краской, открывающее путь легкому ветерку в темную пустую комнату. По всему видна аскетичность помещения. Коричневый старый лакированный стол, на котором в творческом беспорядке лежат тетради и книги. Судя по всему, одна из этих тетрадей - дневник. Лежащие возле книги: "Парфюмер" Зюскинда и "Цветы зла" Бодлера. Слышен звонок телефона. Звонок не электронный, а старый. Квартира съемная, поэтому и обстановка в ней соответствующая. Несмотря на уже давно вышедший из моды интерьер, квартира живет в мире с самой собой. Деревья, через которые пытается пробиться солнце, образуют на стене причудливые, танцующие в оранжевом свете силуэты. Телефон продолжает звонить. Второй, третий, четвертый раз. Каждый раз отчетливее предыдущего, все больше отражаясь эхом.  

Из ванной выходит Тимур, подходит к телефону и берет трубку.

- Да... Кто..? - с неописуемым удивлением в голосе говорит он. - Камилла?! А, откуда ты знаешь этот номер?

Камилла, мило улыбаясь, сидит у себя в комнате с телефоном в руке:

- Ты же рассказал в кафе, что ты мой сосед... И про дом рассказал и про этаж. У меня в этом доме знакомая живет. Она там всех знает, и тебя видела...

Тимур снимает с плеча полотенце и вытирает чисто выбритое лицо.

- Прямо сейчас?! - с еще большим удивлением в голосе говорит он. – Я-я-я... Хорошо! Конечно! Через четыре минуты внизу.

Заходящее солнце гладит своими оранжевыми лучами обнимающуюся пару. Легкий ветерок, развивает блестящие волосы Камиллы. Тимур крепко обнимает ее.

- Я соскучилась... - уткнувшись лицом в грудь Тимуру, говорит она. Тимур обнимает Камиллу сильнее и прижимает к себе. Слегка приподняв голову с ее плеча, он смотрит на карабкающийся через горизонт оранжевый диск солнца и, слегка прищурив глаза, погладив волосы девушки перебинтованной рукой, расплывается в самодовольной ухмылке.

В лучах этого же оранжевого солнца лежит открытый на последней странице дневник. Красиво выведенная фраза 'Камилла будет моей...', сделанная  Тимуром еще задолго до того, как он проверил реакцию на выделенные им феромоны, отливает в оранжевых лучах необычным, несуществующим цветом.

Налетевший ветерок, пролистав своими прохладными прозрачными пальцами все страницы с первой до последней, и, явив опускавшемуся за горизонт солнцу все заметки, схемы и рисунки, сделанные одержимым неразделенной любовью парнем, закрывает дневник на последней странице. В комнате становится темно.