Блисс любила Джейка с той ночи, что они провели на острове Чеунг Чоу. Подрастая, она стала думать, что это было просто детское увлечение. Наверно, потому, что она не была санкционирована йуань-хуанем.Контакты с Джейком на том этапе были запрещены.
Но он был всегда в ее сердце, и, когда Цунь Три Клятвы впервые показал ей его фотографию, она просто растаяла, почувствовав раз и навсегда, что принадлежит ему и душой и телом. Но к тому моменту Джейк уже был женат.
Сейчас, сидя на кушетке с обивкой, на которой были изображены джунгли, она чувствовала, что ее всю трясет: так ее влекло к нему. Она покосилась на все еще чадящие сандаловые палочки. Даже и после своей смерти Марианна продолжает стоять между ними.
Она желала его до безумия. Жизнь без него теперь представлялась ей пустым сном. Но нельзя забывать о Марианне. Или, точнее, о том, что он сам не забыл еще Марианну. Молитвы Блисс не были пустой формальностью. Она понимала, что, хотя тело Марианны и гниет где-то в Японии, но ее дух живет вечно. Он сейчас пока еще не покинул Джейка, и с этим фактом Блисс не могла не считаться.
Вода шумела, как дождь. Джейк стоит под душем, его бронзовая кожа светится сквозь потоки воды, под этой бронзой играют мышцы.
Свет огоньков в гавани поплыл перед ее глазами. Блисс заплакала так горько, как не плакала уже много лет. Желание бушевало в ее теле с яростью тигрицы. Она попыталась сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, но рыдания не прекращались. Ее сознание затуманилось, и она, вскочив, бросилась на шум воды. К Джейку.
Сквозь полупрозрачную дверь душевой Джейк увидел метнувшуюся тень. Первая его мысль была об осколке фу.Даже не смыв мыла, он распахнул дверь и ступил на кафельный пол.
Кран с горячей водой был открыт почти до упора, и в тесной ванной комнате лохматые клочья пара шевелились, как живые.
В дверях кто-то стоял. Падающий сзади свет превратил фигуру в роскошный силуэт, как на фотографии в журнале мод. По очертанию плеч и бедер он сразу узнал Блисс.
Джейк осознавал, что он голый, но не стал закрываться руками, понимая, что от этого будет чувствовать себя еще более глупо. Кровь прилила ему к лицу, и он понимал, что это не от горячей воды.
— Что ты здесь слоняешься, как призрак?
— А я и есть призрак, — ответила она. — И слоняться мне положено по штату.
Его появление из душевой наполнило ее чуть ли не суеверным страхом. От него шел пар, как от какого-то мифического существа, вроде дракона. Он казался преисполненным богатырских сил.
Джейк вышел полностью из душевой. На ней было все то же черно-белое шелковое платье с глубоким вырезом на спине, в котором она его встретила в аэропорту. Только сейчас ее ноги были босы и губы дрожали.
— Ты мне не ответила.
— Я думала, что ответила.
Она говорила с трудом. От волнения она ничего более не могла произнести.
— Что ты здесь делаешь?
— Я только хотела посмотреть, как ты здесь...
— И ты взяла и вошла. Так просто! В голосе его появились стальные нотки.
— Да.
— Черт побери! Да я же голый! — взорвался он. — Это же черт знает...
— Не надо так. — На ее глазах опять навернулись слезы. — Пожалуйста, не кричи на меня. Ее голос срывался.
— Блисс, это нечестно... — Он не знал, что сказать. — В самом деле, это...
Пошатываясь, она сделала шаг, другой... Она была так близко, что он видел мокрые следы слез на ее щеках.
— Блисс.
— Джейк. — ее голос был как шорох тростника. — Ты мне разрываешь сердце, Джейк.
Никто никогда не говорил ему таких слов. Никто не произносил его имени так, как она. Будто лаская.
— Прости, Марианна...
И эти ее слова, и шорох ее шелковых одежд прозвучали почти одновременно. Оба звука слились неразличимо один от другого. Платье Блисс легло на пол вокруг ее лодыжек.
Джейк уставился на нее, не в силах отвести глаза. Ее красота ошеломила его. Ее по-кошачьи грациозное тело, смуглое и прекрасно развитое, ошеломило его. Оно было одновременно по-женски развитым, и по-девичьи хрупким. Плечи юной спортсменки и бедра зрелой женщины, широкие и чувственные Лодыжки и запястья у нее были тонкие, но мышцы рук и ног так и вздрагивали, налитые силой.
Она закинула руки за голову, словно дразня его, и ее полные груди задорно трепетали перед ним своими продолговатыми сосками.
— Я тебе нравлюсь? — прошелестел ее голос. Сделав над собой страшное усилие, он с трудом выдохнул:
— Блисс!
— Даже если только чуть-чуть, все равно скажи что нравлюсь.
— Ты не имеешь права так поступать.
— Любовь дала мне это право. Я слишком долго ждала. — Ее глаза вспыхивали оранжевыми искрами, которые можно видеть ночью в джунглях сквозь листву.
Голос ее срывался от желания. — Я люблю тебя с того самого дня, когда, помнишь, мы лазили с тобой на шест во время праздника Умиротворения Духов. С тех пор ты всегда со мной. Даже когда я была с другими мужчинами, я была с тобой. Твои руки ласкали меня, твоя плоть проникала в меня.
— Блисс, — опять прошептал он ее имя, думая, как ошибся он насчет нее в аэропорту. То не сестра пришла встречать старшего брата, а женщина, собравшаяся открыть свое сердце будущему возлюбленному.
Она двинулась к нему: будто поплыла над кафельным полом. Как завороженный он наблюдал за игрой мышц под ее гладкой, словно излучающей свет кожей. Это была поступь пантеры, мощная и полная необыкновенной чувственности. Движение ног начиналось от бедра и развивалось в направлении к стопе. Чем ближе она подходила к нему, тем отчетливее было ощущение, что она несет к нему силу, почерпнутую ею из глубин земли, по которой она идет. Эта переполнявшая ее стихийная сила так удивила его в ней еще в аэропорту, — смесь невинности и чувственности.
Как только их тела соприкоснулись, Джейк невольно охнул в голос. Впечатление было такое, что к нему прикоснулись оголенным электрическим проводом. Он ощутил, будто все его, долгие годы находившиеся в спячке, вдруг ожили.
Он почувствовал ее руки, обнимавшие его, увидел ее запрокинувшееся лицо. Затем она обхватила его и ногами, и стала тянуться к нему губами. Тело ее при этом соскальзывало вниз по его телу.
Он прижался губами к ее губам, чувствуя далеко внизу жар ее плоти и щекочущее прикосновение ее жестких волос.
Он застонал, не разжимая губ, впившихся в ее губы. Он была как сладкий ликер, который сколько ни пей — все мало. Голова его шла кругом, и он чувствовал дрожь в коленках.
И тут он понял, что думал о ней беспрерывно с той ночи в больнице, когда она приснилась ему. Он хотел ее и во сне, и каждую минуту после пробуждения, но чувство вины и скорбь по Марианне не давали его любви раскрыться.
Он прижал ее к себе, чувствуя, как оттаивает его оледеневшая душа. И сердце его словно оборвалось, когда он опустился на колени, прижимаясь лицом к ее лону.
Он чувствовал ее жар у своего лица, ноздри его впивали ее аромат. Язык сам собой нашел дорогу в самую ее сердцевину. С величайшей нежностью и осторожностью он провел им вдоль этого сладкого изгиба, и она открылась ему, как цветок, лепесток за лепестком.
Запустив пальцы в его густые волосы, она тихонько раскачивалась. Сердце ее стучало, как паровой молот, когда ее тайная плоть раскрывалась. Все в ней пело, и она от полноты чувств все сильнее прогибалась под его ласками. Движения его языка вызывали в ней такое острое чувственное наслаждение, которого она не испытывала еще никогда в жизни. Нижняя часть ее живота непроизвольно вздрагивала, будто он отдирал от ее кожи приклеенную ленту.
Сама не осознавая, что делает, Блисс взяла руки Джейка и подняла их вверх, к своим грудям, и застонала, когда заскорузлые ладони Джейка захватили их в плен и начали теребить, трогая торчащие соски. Она чувствовала себя полностью слившейся с ним.
Блисс ощущала, как энергия поднимается в ней, словно волна цунами. Ее занятия боевыми искусствами приучили ее открываться этой мощи, вливающейся в ее тело, и не бояться ее.
— А-а-а! — выкрикнула она, не в силах более сдерживать себя. — А-а-а!