Странно, в прошлые разы у меня не было такой реакции. Значит ли это, что… он мне понравился?
— Вы новая в Теме? Опыта, я так понимаю никакого.
— Да…
— Даже не пробовали?
— Нет.
— Так с чего решили, что вам это нужно?
Я замялась. Это допрос какой-то, а не беседа. Как я могла ответить на последний вопрос? Сказать правду? От одной только мысли стало плохо.
— Прочитала книгу. – ложь вырвалась сама. Поняв, что сказала, посмотрела на мужчину и тут же наткнулась на его холодный взгляд. Он всё понял? – Мне понравилось, заинтересовалась этой темой и решила попробовать.
— Что за книга?
— «История О».
Мужчина поморщился, теперь он разминал свои пальцы. Выглядел очень недовольным. Надеюсь, я всё не испортила?
— Встань. – грубый оклик.
Внутри всё запротестовало, но тело само решило. Я подскочила как ужаленная, не зная, куда девать свои руки.
— Повернись.
Словно кукольная балерина я медленно крутилась, терзаясь двумя вопросами: какого чёрта я это делаю, и какого чёрта ему это нужно? Я топталась на месте ещё минуту или две, пока он не разрешил мне сесть.
Щёки рдели как маков цвет, сердце колотилось в груди, норовя выскочить и унестись прочь. Ладони вспотели, теперь мои руки намертво прилипли к ногам. Я мяла свои колени в ожидании вердикта. Оторвать взгляд от стола было очень сложно. Скатерть уже изучила вдоль и поперёк, закрой я глаза, её узор и плетение без труда всплыли бы в памяти.
Это действительно так для меня важно? Не совершаю ли я сейчас самую страшную ошибку в своей жизни.
— Если ты скажешь, что ещё и девственница, — он слегка растягивал слова, недовольно стуча пальцем по столу. – Это…
— Нет, я была замужем. — торопливо перебила его, теперь мой взгляд остановился на его руках.
— Во-первых, запомни – меня перебивать нельзя. Поняла?
Испуганно подняла голову. Мужчина строго одёрнул меня, совершенно не изменившись в лице. Словно сказал что-то совсем обыденное.
— Да.
— Во-вторых, брак не является весомым аргументом в пользу отсутствия невинности.
Я опять вернулась к скатерти. Просто невозможно оторваться от этого прекрасного рисунка! Ругая себя, зажмурилась и закрыла лицо руками.
— В-третьих, если уж ты так серьёзно настроена «попробовать», — демонстративно выделил это слово, слегка повысив голос, — ты всегда должна смотреть мне в глаза, если я не требую другого.
Вот и пошли отличия реальности от мифических миров беллетристики. Мне стоило громадных усилий поднять на него глаза. Всё то же спокойное, безразличное лицо. И только его взгляд говорил о том, что он чем-то обеспокоен. Или рассержен. Трудно понять.
— Ты действительно этого хочешь? Не хотелось бы тратить время впустую.
— Да.
— Хорошо. Ты свободна в следующую субботу?
Задумалась. Двадцать девятое число. Особых планов не было. На носу Новый год, но… Так ли теперь это важно? Соглашаться или ещё потянуть резину? Может, найдётся кто-то ещё? Или… Нет. Я сдержанно ответила:
— Да, свободна
— Я заеду за тобой с утра. Оденься тепло, поедем загород. Если не понравится – вернёшься вечером.
Вариант того, чтобы я добралась сама, похоже, даже не обсуждался. Я хотела спросить, можно ли доехать до этого места самостоятельно, но ляпнула совершенно другое:
— А если понравится?
— Тогда мы с тобой решим, что будет дальше.
Мой потолок был самым захватывающим действом моей жизни. По-другому я никак не могла объяснить свою любовь к нему и многочасовое бдение с рассматриванием белоснежной штукатурки. Кажется, я выучила все трещинки. Иногда они выливались в странный фантасмагоричный рисунок. Пыльная люстра совдеповского образца напоминала о тщетности бытия и уборке.
Завтра суббота. Я взглянула на электронное табло старых часов. Точнее, сегодня. От этого меня бросало то в жар, то в холод. Низ живота онемел, и ноги мне казались ненужным хламом, по ошибке приделанным к моему телу. Руки тряслись. Я даже перед свадьбой так не волновалась.
Сознание рисовало множество ужасных и прекрасных картин, доводя меня до состояния варёной макаронины. Что это будет? Как? Как я на это согласилась?
Мы созванивались ещё два раза, Егор Аркадьевич уточнял детали, а я просто сходила с ума, желая отказаться от опрометчивой затеи. Но каждый раз наступала на горло самой себе. Словно во мне жили два существа: робкое, невесомое нечто и пылающая страстью демоница. Или дьяволица. А, может, стерва. Не знаю.