- Когда я сделал тебе по-настоящему больно?
Мне не холодно, но я сжимаю третью за утро чашку обеими руками, словно удерживая ускользающее тепло и не позволяя холоду проникнуть под кожу... Холоду реальной угрозы потери себя, дамоклова меча, нависшего надо мной... Я ненавижу себя за беспечность.
"Одна девочка однажды, не сумев вовремя прикусить язык, продала душу Дьяволу за розовый "Порше Кайен", колечко от "Тiffany", штамп в паспорте и иллюзию того, что стала акулой бьюти-бизнеса..."
Это не моя история. И никогда ею не будет.
Дима, я тебя умоляю. Когда? Тебе точное время и географические координаты? Список, заляпанный кровью моего вывернутого наизнанку сознания с зашкалившими линиями маршрута до преисподней? Давай, я попытаюсь. Может, еще до того, как я выцепила тебя взглядом в суши-баре? Или спустя пару часов, когда мои губы опухли от твоих поцелуев, а я вместо того, чтобы бежать и забыть, рванула со скалы без страховочных тросов, поскольку нуждалась в подтверждении работоспособности своих женских чар, как в кислороде? Комплексы детства никуда не делись. Где-то с этого этапа я подписала контракт на прием боли в больших количествах.
Что ты хочешь услышать в ответ? Наверное, вполне логичное "колени!" "ремень!" "кнут!" "анал!"? Тяжелее всего было с коленями, но я уже этого не помню. Прочую боль тоже не запомнила особо - может, ее и не было? Ты хоть немного представляешь, что творилось у меня внутри? Как горели ментальные капилляры под током отчаянной душевной боли? Наверное, не представляешь совсем.
Я ничего ему не отвечаю.
- Я не садист, мне не нравится причинять тебе боль.
Да, я так и подумала. Розовый зайчик. Мишка Тедди с приступом бешенства. - И плетки у тебя для красоты? - вчерашний разговор о самых серьезных вещах сейчас кажется очередным бредовым сном. Допиваю кофе и тихо офигеваю от легкости общения. Ни дать, ни взять, два старых друга слетелись на кофе-брейк поговорить о жизни.
- Большей частью, да. Если меня об этом не попросят.
- А когда я тебя об этом просила?
Я скорее чувствую, чем вижу, в его глазах предостерегающую вспышку холодного огня. Но сейчас совсем не страшно. Желание одно-единственное - прекратить этот фарс, который вчера сама так беспечно поддержала.
- Ты просто не оставила мне выбора. - Серьезность или... сказочный долбо...зм?
- Выбор есть всегда, любимый, - растягиваю последнее слово в манерно-издевательском тоне, почти повторяя его слова тогда, перед открытием ворот ада на моей квартире. - Отправить меня домой, раз я так тебя напрягла. Второй этаж, ненадежно... Но можно с высокой скалы и прямо в море...
- Что это, Юля? - он улыбается, а я непроизвольно офигеваю от непредсказуемости его реакции на мои слова. - Хорошее настроение или генеральная репетиция?
- Репетиция чего?
- Первого семейного скандала, к примеру. Классический штамп.
Отставляю чашку в сторону, стягиваю полы халата на груди.
- Давай в открытую, Дима. Какая, нахрен, семья... Хотя в какой-то момент это да, было весело.
- А мне так не показалось. Мы говорили о серьезных вещах.
- Я тебя умоляю! Или ты настолько е..нулся в своих фантазиях о мировом господстве, что для тебя и штамп в паспорте не преграда?
Он просто спокойно смотрит на меня. Затем вздыхает.
- Еще одно правило, которое ты не имеешь права изменить. Как только ставишь свою подпись на свидетельстве о браке, из твоего лексикона исчезают все ругательства. До единого. Моя жена будет леди во всех смыслах. Так что советую начинать привыкать к этому заранее.
Мне хочется рассмеяться ему в лицо. Ему плевать на собственную садистскую сущность, а вот ругательства оскорбляют восприятие! Гребаный эстет! Мне предлагается под его плеткой орать не "больно!" а "неперевершено!?"
Слова замирают на моих губах, виски простреливает вспышкой какой-то обреченной тревоги. Я хочу верить, что это просто пониженное давление из-за дождя, еще одна чашка кофе снимет этот симптом, но горло перехватывает уже знакомой судорогой предчувствия. Я в аду при любом раскладе!
Если бы я могла понять, что именно в этот момент он меня даже не жалел... Окружил огненным кольцом заботы и нежности с готовностью на любой компромисс, перестал видеть во мне ту, которую следовало держать за горло и подчинять своей воле методом кулака и жесткого секса... Что его слова о браке несли иную смысловую нагрузку, совсем не ту, что я нарисовала в своем возбужденном разуме. Ему не нужна была легализация моего уничтожения таким способом! Он не хотел ломать во мне ничего уже в тот момент, когда мы завели этот разговор. Но почему я исключала с пеной у рта все мысли о том, что он уже пошел мне навстречу?