- Готова? – басом спрашивает мужчина с изрешеченным мелкими шрамами лицом. Перехватываю из рук тетушки мешок с провизией, хватаю сумку с немногочисленными вещами и смело выступаю вперед.
- Готова.
Глава 8.
- Стефания Мирагольд, как это понимать?! – яростно хлопает передо мной бумагами отец и обрушивает на меня тяжелый взгляд. Я молча отодвигаю тарелку с поздним завтраком и заглядываю в документы. Надо же, и года не прошло, как мои вещи, впопыхах брошенные в академии, удосужились переслать на имя графа. Я, конечно, утрирую, всего-то прошло чуть больше двух месяцев, но я не думала что это произойдет столь быстро. Не собиралась в ближайшее время посвящать батюшку в насущные проблемы, но видимо настало время.
Как можно смягчить то, что до недавнего времени саму пугало до смертельного ужаса? Отец и так тяжело воспринял информацию о том, что я Светлая. Естественно немного подивился об отсутствии письма от самого Императора, требующего безотлагательно явиться ко двору и зарегистрировать данную информацию, не в пример моему дикому изумлению. Но определенно испытывал немыслимое облегчение.
После единственного визита Миранира с заявление немедленно сообщить о моем местонахождении, батюшка едва ли не слег с сердечным приступом. Оправился достаточно быстро и даже помог ему организовать мои поиски, которые молодой герцог свернул спустя несколько дней и бесследно пропал из виду. Отец же, получив от меня коротенькую, ничего не объясняющую весточку, смиренно дожидался моих объяснений.
Все это я узнала из его письма, а позже выяснила, что Миранир вернулся к учебе и не помышляет обо мне, следуя воле Императора незамедлительно обзавестись Светлой. По слухам - пока безуспешно. Мой же короткий и внезапный визит к батюшке стал для последнего неожиданностью и вопрос, где я пропадала, стал еще актуальней.
- Обещай мне, что не станешь горячиться, - как можно мягче прошу отца, просительно заглядывая в его глаза.
- Стефа, - тяжесть взгляда возрастает, но меня это не пугает – для батюшки я свет в оконце.
- Просто уважь мое решение. Слишком много обстоятельств против меня, чтобы у меня оставался еще какой-либо выбор.
В итоге мой молящий взгляд пронимает стариковское сердце и растапливает лед в глазах. Хорошо бы и мое решение осталось за мной. Отец еще не ведает, как тяжело оно далось мне самой, поэтому отстаивать собственную позицию, чувствую, придется потом и кровью.
- Я боюсь за тебя, милая, - тепло обращается ко мне батюшка, с немой лаской взирая в глаза. - Не хочу, чтобы ты наделала ошибок, о которых впоследствии пожалеешь.
- Их не избежать, полноценно проживая жизнь, и кто, как не ты знаешь об этом.
В его глазах внезапно возникает тоска, пугающая своей безысходностью, и я тут же вскакиваю из-за стола и бросаюсь к нему, крепко стискивая в объятиях. Мне больно, так же как ему, может даже чуточку больше, потому что не могу смотреть, как из него медленно уходит жизнь. Серебро в висках благородно оттеняет его возраст, но умудренные опытом глаза будто таят вековую печаль и горечь всего мира.
Потеря горячо любимой женщины сильно подкосила его, еще больший удар пришелся, когда от меня отказались родные графа, что так и не женился на проченной в жены девушке благородных кровей. Может поэтому дед и измотал все наследство де Кастони, чтобы оно не досталось нерадивому сыну, не озаботившемуся наследником.
- Прости, пап.
- Все хорошо, Ани, - как в далеком детстве его руки прячут меня от всего мира и ласково гладят по голове, даря ощущение тепла, уюта и защищенности. – Чтобы ты не сделала, я одобрю твой выбор, только очень прошу - береги себя. Не лишай меня радости увидеть тебя счастливой в окружении собственных детей.
- Так и скажи прямо, что хочешь внуков, - тихо смеюсь я, пряча лицо на его груди и невольно навернувшие на глаза слезы.
- Это преступление? – посмеивается граф, опаляя горячим дыханием мою макушку.
- Преступление скрывать корыстные цели, - строго отзываюсь я, хотя самой смешно и вместе с тем горько.
- Ну уж прости, родная, не безгрешен, - уже громче хохочет батюшка и разводит руками. Вскоре улыбка меркнет на его лице, а глаза наполняются незыблемой твердостью. Момент теплых признаний миновал, пришло время для серьезных разговоров, и я стыдливо прячу взгляд и отворачиваюсь в сторону. Не в силах оправдаться перед ним, только не после его слов беречь себя, потому и испытываю жуткие муки совести. В глазах всего света правильней заявить миру о себе как Светлой, чем отправиться на войну с Про̀клятым, ведь никто не ведает, что ждет женщину, посвятившую жизнь Темному. А вместо этого мне придется огорошить его новостью о том, что неоправданно подвергаю свою жизнь опасности.