Вскоре мы сдаем тело на руки проводнику и уныло, погруженные каждый в свои мысли, топаем в казарму. Неимоверная усталость и боль в полученных в схватке ранах наваливается внезапно, но об отдыхе мы только грезим, приводя себя в порядок и выползая на плац. Небо только начинает расцвечиваться предрассветными красками, когда показывается парейтер и хмуро взирает на Кинера. Его настроение вполне объяснимо, ибо мы единственные вернулись не в полном составе. Достаточно одного взгляда на стройные ряды, чтобы воочию убедиться, в какой десятке убыло. Наш рейте мрачно отчитывается перед старшим по званию и, получив позволение, отступает к нам. Затем следуют другие, докладывая о событиях на дежурстве.
Звучит свисток и мы строевым шагом покидает плац, пока не достигаем казармы. Здесь все расходятся с позволения рейтера, а мне молча указывают на дверь тренировочного зала.
- О чем ты думала? – начинает Кинер прямо с порога, а я опускаю голову на грудь и готовлюсь терпеливо сносить его нападки.
- Совсем маковкой двинулась?! Ты понимаешь, что вместо одного мешка, могло быть два. А могло вообще не случится ни одного - пополнила бы коллекцию Про̀клятого. Это хоть ты усвоить в состоянии, или кишка тонка признать свою ошибку?
Меня передергивает при мысли об извращенной фантазии съехавшего с катушек Темного, но я понимаю, что это всего лишь мысли – действительность куда хуже.
- Усвой, наконец, истину: когда рядом нежить, никаких лишних размышлений не должно быть. Сталь и холодная голова твое оружие, а ты позволила себе забыться. Подвергала опасности других.
«Не правда, я и это предусмотрела», - мысленно отвечаю ему, по-прежнему исправно помалкивая, ведь когда-нибудь Кинер выговориться.
- Пинер уже дорого заплатил за то, что зазевался. Я думал ты поумнее будешь, ан нет – воз и ныне там. А если бы никого не оказалось рядом? Чтобы ты делала, Ани?
Он не кричит, так, чуть повышает голос, но при этом каков тон... Точно вколачивает гвозди в крышку гроба. Я лишь однажды слышала подобные интонации от совершенно другого человека, может поэтому мое восприятие так остро реагирует на его упреки, а внутри все сжимается от каждого произнесенного слова. В итоге я не выдерживаю, медленно вытаскиваю из-за пояса кинжал и не смело протягиваю рейтеру.
- Воспользовалась бы вот этим, - неуверенно шелестит мой голос.
Он замолкает, довольно долго гипнотизирует меня и, наконец, решается взглянуть на кинжал. Не касаясь, некоторое время изучает его, хотя там и смотреть не на что – обыкновенный, ни чем не примечательный нож, за исключением одной тонкости. Достаточно взглянуть на лопнувшую капсулу в основании лезвия, измазанную изнутри, словно торфяным маслом, и все становится понятно. Отчасти Ларгус прав, где были его глаза, когда он разрубил худосочника.
- Яд.
Я киваю и удивленно вздрагиваю, когда Кинер хватает меня за плечи и легонько встряхивает, глядя прямо в глаза.
- Больше не делай так. Не смей отвлекаться. Помни что за спиной друзья, а впереди враги.
Запальчивые слова и интонация цепляют за самое сердце, вынуждая поднять глаза. От его взгляда, наполненного болью и виной, меня прошивает озноб. Пронимает до самого нутра, когда хватка на плечах внезапно ослабляет, и я остаюсь одна.
Смерть Пинера сказалась не только на ребятах, она так же не оставила равнодушным рейтера. Глубоко задела его душу, успевшую привязаться к каждому из нас, невзирая на условно уставные отношения. Кинер позволил себе то, что ветераны называют слабостью.
Глава 12.
Очередная порция восстанавливающей настойки спешно прячется за пазухой, когда из-за двери внезапно доносится голос целителя. Я испуганно вздрагиваю и бросаюсь к кушетке, старательно делая вид как мне худо после внепланового дежурства. Откровенно признаться, у меня нет иного выбора, кроме как тайком таскать пузырьки. Не могу себе позволить такую слабость, как опустошенный в край резерв во время патруля. Кинер и так всякий раз смотрит на меня волком, если я внезапно перестаю прибегать к магии, - как будто что-то чувствует. А мне новых проблем не надо – нынешних с лихвой хватает.