- Не молчи, - неожиданная просьба помогает прийти в себя.
Сухо сглатываю и где-то нахожу в себе усилие хрипло просипеть:
- Почему я?
- Тебе это под силу.
Неправда. Более того – откровенная ложь. Да, я как будущий артефактор показываю потрясающие результаты, но я не заучка и это не та цель, к которой я стремилась всю жизнь. Всего лишь известное ему любимое увлечение, в силу обстоятельств ставшее основным моим направлением вот уже как два месяца. Я до сих пор с трудом постигаю простейший материал, нагоняя остальных, в то время как сложнейший дается удивительно просто. Словом – загадка природы.
- Это нарушение всех родовых заветов, - недоверчиво шепчу я. – Если герцог прознает…
Невольно ежусь. Здесь даже моей фантазии не хватит, чтобы представить, что за этим последует.
- Не узнает, - твердо заявляет Миранир, со спокойствием миротворца взирая на меня.
- Я не могу так рисковать.
- Если это все чего ты боишься, я помогу скрыть остаточный след.
Верно, он может, и ему это почти не составит труда. Однако это весьма крупный козырь в карман к молодому герцогу против меня. Эта мысль наполняет меня уверенности в своем ответе, и я решительно качаю головой:
- Нет.
- Стеф, - настаивает Миранир.
- Что бы нас ни связывало в прошлом, не проси. В конце концов, у тебя есть к кому обратиться – я не единственный способный артефактор, который за твою милость сделает все, о чем ни попросишь.
- Мне не нужны другие, - вдруг раздражается он. – Мне нужно чтобы это сделала ты.
Негодование подобно цунами захлестывает меня, и я холодно чеканю:
- Простите, Ваша Светлость, ничем не могу помочь.
Первозданная тьма стремительно взмывает вверх и полупрозрачным вихрем окутывает его фигуру – едва ли не последняя инстанция ярости, которую мне удалось лицезреть лишь однажды. И как закономерность - едва не стоившая мне жизни. Момент пробуждения той самой чудовищной силы, в итоге ставшей его проклятием, а мне - неожиданным спасением.
- Не вынуждай меня… - вкрадчиво шепчет он, одним своим видом внушая ужас. Я хоть и не из робкого десятка, но страх перед Про̀клятыми у всех нас в крови. Оживший кошмар всего населения Великого материка прямо передо мной. Не глаза, а провалы в непроглядную бездну, искаженные тенью жуткие черт лица и фигура, бережно укутанная мглой, неистово мечущей свои щупы по аудитории. Одно малейшее соприкосновение и единственная выжившая ветвь древнего графского рода канет во тьму.
Хочу ли я умирать? Отнюдь, но мне нечего ему противопоставить. Нет во мне исконно светлого начала и не дай Великий Создатель его иметь. Светлые мрут как мухи, не в пример Темным, до определенного момента находящимся в неприкосновенности. А все потому, что необузданная тьма выпивает их досуха, если Темному, не способному совладать с собственной силой, вдруг оказалась не угодна светлая магичка. Только признанная равной сможет встать рядом с ним и влачить жалкое существование уравнителя. И жить в страхе за детей, чья доля вторить судьбе предков.
Сердце захлебывается кровью, леденящий ужас пробирает до самого нутра, но я нахожу в себе смелость подавить безудержную дрожь и, гордо вскинув подбородок, взглянуть Мираниру прямо в глаза. Нет, в великую темную бездну, способную развеять в прах за малейшую провинность. Атмосфера сгущается, напряжение усиливается, барабанная дробь в груди нарастает и…. Я с удивлением замечаю, как мрак нехотя истлевает, являя глубокую синеву единственно сохранившегося родовитого признака де Эстелсу.
Моему удивлению нет предела. Это ж сколько сил положено на то, чтобы усмирить взбешенную тьму и не навредить посмевшему прекословить человеку? Темные годами постигают эту нехитрую науку и все равно, всякий раз, терпят поражение, едва эмоции выходят из-под контроля.
- Сутки, - чужим голосом заявляет Миранир, не оставляя мне выбора, и уходит. Тьма неожиданно быстро подбирается к его фигуре и без остатка впитывается в плоть, словно и не было приступа бешенства, а лишь сухой разговор двух господ. Из-за двери подсобки трусливо высовывается голова профессора, явно почувствовавшего развернувшуюся в помещении тьму, и тут же слышится облегченный выдох. Я невольно задаюсь вопросом, почему он так поздно показался и сама же отвечаю на него, понимая, что несколько мгновений кошмара растянулись для меня в часы.