Глава 3.
Ярость плещет во все стороны, как и блики от коротких мечей в моих руках. Я в тренировочном зале мельчу зачарованный от повреждений манекен на куски и даже не хочу задумываться, почему он крошится. Грудную клетку ломает от рвущихся на волю эмоций, требующих крови, но за неимением живого материала, обхожусь тем, что есть.
Так всегда, испить эмоции может только бой на пределе возможностей. Именно поэтому я изначально шла на боевой: усмирить неукротимый темперамент, научиться постоять за себя и стать независимой. Отец стал первым кто предал меня и сам того не ведая задал мне цель, к которой я упорно продвигалась, пока у меня ее безжалостно не отняли. Невзирая на это, не могу на него злиться, потому что понимаю его и слишком люблю. Он хотел лучшего будущего для меня, но у нас слишком разное понимание этого самого «лучшего». Его - укладывается в рамки обеспеченности, благополучия и защиты, мое же - в свободе выбора. Вскоре, он осознал свою ошибку, подкрепленную собственным опытом, и оставил за мной право выбора, как мне жить, предоставляя возможность самой набивать шишки.
Де Эстелсу, как ни странно, оказался вторым человеком, что окончательно уничтожил мою веру в людей. И тщательно выстраиваемая жизнь рассыпалась карточным домиком, лишая всяческой опоры, и подернулась шлейфом нескончаемых разочарований.
- Техника по-прежнему хромает, - внезапно раздается со спины меланхоличный голос. Я вздрагиваю, стремительно разворачиваюсь и, не целясь, выпускаю из руки меч. Миранир с легкость ускользает от снаряда, позволив острию пройти в дюйме от своего плеча, и молчит – не комментирует. Лучше других осведомлен, о собственной возросшей с приходом новый силы реакции, вот только мне от этого не легче.
- Сутки прошли, Стефа, - лениво сообщает он и со скрещенными руками прислоняется к стене, рядом с подрагивающим от силы удара мечом. В его пальцах красноречиво поблескивает женский перстень и меня снова начинает разбирать едва утихшая злость.
- Зачем тебе это?
- Скажем так: заготовка на будущее, - звучит неожиданный ответ, пока Миранир делано изучает замысловатые узоры на оправе.
Мои губы кривятся в ехидной усмешке, а внутри все плещется в удивлении, что он вообще снизошел до каких-либо объяснений.
- Планируешь завести гарем?
Он поднимает на меня странно мерцающие глаза и тихо произносит:
- Мне это не к чему.
- Что, герцог так опасается властей, что уже торопиться тебя пристроить?
- Дело не в этом, - хлестко звучит отрезвляющий ответ, и на меня с запозданием обрушивается понимание, что его время ограничено проклятием, на алтарь которого поляжет масса трупов, если он вскоре не найдет Светлую. Вина жалящим уколом вонзается в сердце, отчего усмешка моментально меркнет.
- Когда смотрины?
- Уже, - кисло скривившись, сообщает Миранир и брезгливо передергивает плечами. Видать невесты одна краше другой или… Или лучше вовсе об этом не задумываться.
- Скольких ты…
Голос срывается - слишком щекотливая тема, чтобы спокойно ее обсуждать, но мне нужно это знать для успокоения собственной души.
Миранир резко выпрямляется, глядя на меня в упор, словно ждет, что я брошусь на него с обвинениями в смерти невинных и чеканит:
- Ни одной.
Я изумленно распахиваю глаза, а с губ помимо воли срывается вздох облегчения, снимая груз ответственности, который я когда-то на себя взвалила.
Миранир верно распознает причину моего волнения и качает головой.
- Рано или поздно это все равно бы произошло. Та сцена послужила всего лишь катализатором.
Сцена? Да, наверное, он прав. Ни одно слово так правильно не охарактеризует тот безобразный скандал, который спровоцировало мое появление, а побудительной инициативой к этому - стали его действия. И Кларисы.