Первые лучи солнца внезапно вынырнули из-за гор, разогнали все живое на дороге. Отряд ушел в лес. С трудом пробиваясь сквозь чащу, бойцы разыскали полянку и расположились на отдых. Охрану бивуака несло отделение Гребных.
Русин, как только перекусил, примостился под кустом и, согревшись на солнце, моментально уснул. Спал, как говорится, «одним глазом» и сквозь сон вскоре услышал, как в лесу заревели моторы, как под ударами топоров со стоном падали деревья, чей-то зычный голос, будя раскатистое эхо, выкрикивал слова немецкой команды и кого-то ругал.
Он хотел подняться, но не хватало силы преодолеть гнет чего-то большого, мягкого. От неожиданного прикосновения чьей-то руки Русин открыл глаза. Над ним склонился Гребных.
— Товарищ старший лейтенант, «фрицы» волокут батарею!..
…У самой опушки расположилась трехорудийная батарея 155-миллиметровых пушек. Лежа в засаде, Русин и Гребных наблюдали за противником. В поисках батареи, на бреющем полете над лесом несколько раз пролетел истребитель с красными звездами на плоскостях. Не заметив цели, он ушел на восток.
Гребных, как зачарованный, следил за самолетом, а когда тот скрылся, восторженно прошептал:
— Наш, ей-бо, наш!
— М-да, наш, — произнес Русин. — Фронт не далее, чем в десяти—двенадцати километрах. Хорошо было бы заиметь «языка». На карте командира батареи нанесена самая что ни на есть подробная обстановка.
Гребных лукаво подмигнул:
— Пойти, попросить?
— На рассвете попросим, — ответил Русин.
О рассвете Русин упомянул не зря. В голове у него созрел план: внезапным ударом уничтожить орудийные расчеты, вывести из строя пушки, захватить карту командира батареи, на машинах артиллеристов домчаться до передовой, ворваться в траншеи, а там — «ничейная» полоса, свои…
Русин готов был крикнуть: «Вперед!», но здравый смысл подсказал: только не ночью. На незнакомой местности легко сбиться с дороги, не разобраться в обстановке, запутаться в лабиринте ходов-переходов и, чего доброго, напороться на огонь своих же пулеметов. Прорыв надо начинать с рассветом и утром завершить его.
В час ночи батарея произвела налет и умолкла. К этому времени взвод выдвинулся и залег в непосредственной близости от противника. Легкий ветерок доносил не только отдельные слова, но и громко произнесенные немецкие фразы. Орудийная прислуга улеглась спать в шалашах. В палатке командира батареи горел фонарь. Сквозь полотнище, обращенное к лесу, виднелся силуэт офицера. Он говорил по телефону, что-то записывал.
Наконец Русин приложил ко рту раскрытую ладонь и подал сигнал.
…В молниеносной, безмолвной схватке решилась судьба батареи. Пока бойцы-артиллеристы вынимали орудийные замки и снимали прицельные приспособления, а Нечаев и Говорков с помощниками выводили из строя моторы тягачей и машин, Русин изучал карту с нанесенной обстановкой.
В полосе дивизии, поддерживаемой уничтоженной батареей, стороны разделяла река. Неприступный правый берег господствовал над левым, советским. Единственная переправа в излучине реки надежно прикрывалась огнем ротного опорного пункта на окраине небольшой деревни, разбросанной по пологому склону горного отрога, выступающего на восток из общего массива.
— Если прорываться, то только здесь. Другого места нет, — сказал Русин, карандашом ставя крест в излучине реки.
КРАСНОЕ ЗНАМЯ НА ГОРЕ
Перед предстоящей горячей схваткой бойцы с особым удовольствием сняли с себя немецкие мундиры, одетые поверх красноармейских гимнастерок. Хорошо было бы избавиться от касок и «лягушачих» плащей, но они пока нужны.
…Лесная дорога вывела на побитое танками шоссе. Вскоре на пути отряда легла большая деревня. Неожиданно метрах в пятидесяти перед машинами появился солдат. Размахивая руками, он громко кричал. Как только по приказу Русина Нечаев остановил машину, солдат подбежал к кабине и, запыхавшись, доложил:
— Господин капитан, в дневное время дальше ехать не разрешается. Куда вы спешите?
Сжимая пистолет и помня, что он «немец», Русин надменно усмехнулся:
— К черту на рога, господин ефрейтор. Устраивает вас?
Тот осклабился: ну и шутник капитан. Как весело проговорил: «к черту на рога». Ему жаль запылить сапоги, и он «к черту на рога» тянет целый взвод!
— Устраивает? — насмешливо переспросил Русин. Ефрейтору было безразлично. Капитан предупрежден, и пусть поступает, как ему угодно. Он махнул рукой — езжайте!..
Моторы взревели. Машины мчались мимо замаскированных и укрытых в землю тыловых служб, мимо позиций минометных и артиллерийских батарей. Справа по гребню горы виднелись отдельные огневые точки.