Я доел свой холостяцкий ужин, допил чай, помыл посуду и собрался переместиться в комнату, чтобы немного поиграть на гитаре. Но тут стукнула входная дверь — и я пошел встречать Татьяну.
— Как дела? — спросил я, чмокнув её в щеку.
— Врач выглядел довольным, — ответила она.
— Коли доктор доволен, так и больному легче, — я улыбнулся.
«Формулы любви» этот мир ещё не знал, а в повести Алексея Толстого персонажа Броневого не было.
— Это точно, — подтвердила Татьяна. — Он сказал, чтобы я не переживала и больше по больницам не бегала, спросил, в каком роддоме рожать собираюсь, и одобрил — там недавно провели обработку и всё должно быть нормально.
Я смутно представлял, что за «обработку» она имела в виду, но, видимо, для неё это было важно — да и для врача тоже, — поэтому просто кивнул.
— Вот и хорошо. Ты есть будешь? У меня котлеты из кулинарии, не очень вкусные, но съедобные. И что-то на гарнир можно…
— Нет, не хочу, — она помотала головой. — Я к родителям забегала, там поела. Мама хотела мне с собой кастрюльку дать, чтобы и тебя накормить, но я отказалась.
— И правильно, ещё еду мы через всю Москву не возили, — я погладил Татьяну по голове. — Ну раз так, то могу предложить небольшой концерт. Мне тренироваться надо, а тут малость свободного времени образовалось. По телевизору всё равно нет ничего интересного.
Тут я, конечно, слегка кривил душой — у меня и у людей из 1972 года были очень разные представления о том, что может быть интересным для телезрителей. Наверное, кому-то по вкусу пришелся и фильм «Джура Саркор», который собирались показывать по Первой программе в самый прайм-тайм. [1]
Но вкусы Татьяны я уже немного знал, так что говорил вполне уверенно. Думаю, её даже не привлек бы репортаж с гастролей в Москве театра драмы Латвийской ССР.
— Можно и так, — согласилась она. — Только я чай себе сделаю и приду…
Эти «концерты», как я их называл, понемногу становились у нас регулярным развлечением. Я играл на гитаре — либо на акустике, либо на электрике, — иногда просто инструментал, иногда пел, если это были современные советские хиты или что-то из опять же современной западной музыки, например, The Beatles или The Kinks. Играть песни из далекого будущего я избегал — я и так разбросал по этому времени слишком много артефактов, и у кого-то могли возникнуть вопросы. Но иногда позволял себе похулиганить — как было с песней группы Aerosmith «Cryin»'. Правда, сама команда уже вполне существовала и даже готовилась к записи своего первого альбома, но до серии баллад им оставалось чуть более двадцати лет. [2]
Но я избегал русского рока восьмидесятых и девяностых, втайне ругая себя за то, что в своё время дал слабину и показал пару песен девушке Нине. Правда, та, кажется, окончательно пропала из моей жизни, уехав на такси в свой стройотряд, хотя, скорее всего, какие-то отношения с моей соседкой Лидией Николаевной она всё-таки поддерживала.
Так что на этих концертах «Черный кот» сменялся «Let It Be», а «Sunny Afternoon» — «Свадьбой». Голосом я до Магомаева, конечно, не дотягивал, но в целом справлялся неплохо.
И ещё я не признавался Татьяне, что для меня это действительно было чем-то вроде тренировки — на тот случай, если меня всё же выгонят из КГБ. Тогда я собирался прибиться к какой-нибудь ресторанной команде, репертуар которых представлял себе достаточно хорошо — спасибо «Мишке» и регулярному с ним общению.
Но мне нравились эти моменты. Татьяна сидела в кресле, и пила свой чай; я играл, устроившись прямо на полу — или на стуле, мне было удобно и там, и там. И никаких проблем не существовало, только гитара, музыка и милая семейная атмосфера.
Но в этот раз мне удалось спеть только пяток песен. А когда я ударил по струнам, чтобы сыграть «Свадьбу», Татьяна вдруг перебила меня: