— Не расстраивайся по пустякам, — я погладил Татьяну по голове. — И давай я всё же поужинаю, у меня там полтарелки осталось, а я голодный, как сто котов.
Она встрепенулась, как любая женщина, которая услышала от мужчины, что она его плохо кормит. Но быстро успокоилась, поняв, что я не винил её, а почти шутил.
— Да я уже всё… давай я подогрею, минутное дело.
Она засуетилась у плиты, сломала спичку и зажгла комфорку лишь со второй попытки, неловко перевалила картошку с отбивной на сковороду, и как-то нервно начала перемешивать всё это хозяйство, превращая содержимое в какое-то подобие рагу.
Пришлось вставать и брать готовку в свои руки.
— Вижу, как ты всё, — сказал я. — Посиди немного, я всё сам сделаю. И про расстраиваться я не шутил. Всё это дело яйца выеденного не стоит. Сколько раз Любимов увольнял Высоцкого?
Татьяна наморщила лоб, вспоминая.
— Я помню десяток… у него это в шестьдесят восьмом началось, до этого он себя смирно вёл. А потом… даже не знаю, может, он хотел альфой во всём театре стать?
Я молча подогрел блюдо, вернул его в тарелку, выключил газ, снова сел за стол и начал орудовать ложкой. Татьяна терпеливо дожидалась, когда я поем, не торопя и не прерывая разговор.
— В шестьдесят восьмом? — переспросил я. — Нехороший год. Многие тогда свернули с прямого пути. У Высоцкого не было никаких странных знакомых?
Она прыснула.
— У него большинство знакомых — странные. Режиссер тот, который «Вертикаль» снимал…
— Говорухин?
— Да, он, но Во… Высоцкий его Стасом звал. Ещё в конце того года появился Костя, Высоцкий говорил, что у него не аппаратура, а зверь. Ещё иранец какой-то иногда приходил… имя забавное… Серуш? Игорек иногда забегал, бард. А, ну и этот, Вадим, он золото добывает в Сибири. [1]
Это всё было не то. Все, кого перечислила Татьяна, были давно известны как друзья Высоцкого, и в моем времени о них знали все, кто интересовался его жизнью. Как и актеры с Таганки, эти люди не были против советской власти. Они могли позволить себе легкую кухонную антисоветчину, кричать со сцены про Данию, в которой всё прогнило, но при этом с удовольствием пользовались всеми благами и возможностями, которые им предоставлял Советский Союз. Кто-то действительно опередил своё время — как Туманов; но он был единственным, кто оказался способен согнуть бывших зеков и заставить их работать не за страх, а за совесть. Любой другой просто не справился бы — или же пришлось бы воссоздавать ГУЛАГ, чтобы эти артели из бывших заключенных могли бы работать и приносить стране столь нужное ей золото, ради которого власти готовы были закрывать глаза на любую побочную деятельность этого протопредпринимателя.
Тоже и с «Костей», то есть с Мустафиди — талантливый инженер, работает в закрытом НИИ, со своей работой справляется. Ну а то, что он возится с Высоцким, записывает его песни, а потом распространяет пленки по стране — невинная блажь, которая позволяет этому человеку не слишком думать о деньгах и прочих благах. Поэтому пусть он даже утащит с работы десяток секретных тиристоров — СССР не обеднеет, зато на зарплате можно сэкономить.
Говорухина трогать вообще смысла нет. Тот в политику не лезет, снимает фильмы, которые народ даже смотрит. Сейчас мотается по стране, делает экранизацию «Робинзона Крузо» с Куравлевым, должно получиться забавно. Это я знал, что в перестройку режиссер громко заявит, что «Так жить нельзя», а потом популяризует фразу «Россия, которую мы потеряли», имея в виду имперские времена. Но до той перестройки ещё дожить надо, а после Говорухин снял свои розовые очки и даже в Думе работал на благо партии и народа — другой партии и другого народа, конечно, но работал. [2]
В общем, с этой точки зрения Высоцкий вроде чист, как стеклышко. Но я читал в своем будущем, что он почему-то сильно ненавидел Сталина, и эта ненависть не могла быть его личным чувством — кто-то ему её внушил, причем очень качественно. Но среди тех знакомых Высоцкого, что назвала Татьяна, такого прожженного антисоветчика не было.
Если только…
— Таня, а ты же с Влади не пересекалась? — спросил я.