[1] Если честно, я не уверен в этой теории, но она выглядит как минимум логично. Впервые хлеб в Канаде купили в 1963-м; последнюю ячейку ОУН-УПА на Западной Украине ликвидировали в 1959-м; Крым передали Украине в 1954-м. Солженицын называл амнистию, которая подразумевалась указом Верховного Совета СССР от 17 сентября 1955 года, «Аденауэровской» — мол, таким образом хотели показать Западной Германии и всему западному миру добрую волю Советского Союза. По этому указу было освобождено 38 тысяч немецких военнопленных — за них просил как раз Конрад Аденауэр. Что касается бандеровцев, то с ними Хрущев нянчился ещё с военного времени — он тогда возглавлял УССР и регулярно объявлял различные амнистии для тех из них, кто сложит оружие. Летом 1945-го, например, сдались 5 тысяч бандеровцев и 11 тысяч уклонистов. При этом и в 1955-м отпускали далеко не всех — лишь тех, чей срок был ниже 10 лет. На свободу вышел десяток тысяч человек — в дополнение к немцам, — но при этом за несколько лет из-за рубежа на Украину (в основном на Западную) приехали чуть ли не полсотни тысяч тех, кто в своё время уходил с немцами. Ещё 50 тысяч вернулось в 1960-е — и таким образом УССР получила сто тысяч весьма деятельных товарищей, не слишком лояльных к советской власти. По некоторым данным, к 1975 году примерно треть этих возвращенцев была интегрирована в органы власти республики выше районного уровня, а в 1980-м на Западной Украине во власти была половина вот этих «бывших».
Глава 11
«Здесь растут странные растенья»
Решение вылезти на «Соколе» возникло у меня спонтанно. Я немного устал от обдумывания рассказа Маленкова, и завершение ещё одного несделанного дела казалось мне хорошим способом хоть немного успокоиться. К тому же я не видел каких-то затруднений — доберусь до ближайшего таксофона, наберу номер этого генерала, попрошу позвать Юрия, и если того нет, просто положу трубку и спущусь обратно в метро. Но жизнь, как всегда, посмеялась над тем, кто составляет стопроцентные планы.
Ближайшая пара таксофонов оказалась недоступной — по одному разговаривал мужчина и, кажется, не собирался быстро сворачиваться, а у другого аппарата отсутствовала трубка. На другой стороне проспекта тоже всё было занято. Я прошел чуть дальше, нашел свободный телефон — но оказалось, что у него сломан монетоприемник. В общем, за какие-то пятнадцать минут я полностью разочаровался в социализме и едва не воззвал к богам, чтобы они вернули капитализм, при котором такой ерунды не было. Да и в целом такие знаки нельзя игнорировать — мне следовало уезжать оттуда ещё после первых признаках грядущей неудачи.
Но я продолжал искать, и моя настойчивость была вознаграждена — правда, в полукилометре от метро. Но там нашелся свободный аппарат, у которого имелась трубка, и который спокойно проглотил мои две копейки. Я набрал нужный номер, послушал гудки, а потом откликнулся голос, который явно привык командовать.
— Говорите!
Судя по всему, это и был тот самый генерал, отец Юрия. Что ж, я знал, на что шёл.
— Добрый день, — вежливо сказал я. — Могу я услышать Юрия?
— Юрку? — я зримо представил, как генерал чешет затылок. — Да, сейчас, — и громкий крик, поскольку он даже не отвел трубку: — Юрец, к телефону подойди!
Потом послышался стук — трубку положили рядом с аппаратом — и тяжелые шаркающие шаги. И отдаленный голос, который наставительно сказал:
— Я у тебя секретарем быть не нанимался!
А потом откликнулся тот, кто был мне нужен.
— Это Юрий, вы меня искали?
Его голос резко отличался от голоса отца — более мягкий, он говорил с явным уважением к собеседнику. Примерно так разговаривал мой агент «Мишка», который привык мыслить категориями, что клиент всегда прав. Я немного успокоился.
— Здравствуй, можно на ты, если не возражаешь, — сказал я. — Это Виктор, приятель Савелия… из Киева. Хотелось бы встретиться, поговорить о твоем предложении.
— Савелий?
— Сава, он обычно так представляется, — уточнил я. — Я готов целовать песок…
— А, Савка! — воскликнул Юрий и спросил настороженно: — А что-то не так?
— Да нет, всё так, — я вложил в свой голос всю свою способность к убеждению. — Просто он попросил встретиться, поговорить. Сам понимаешь — переезд в Москву это очень ответственное решение, вот он и попросил меня всё проверить.
— А, ты в этом смысле… Да заходи, я тут пока… только ещё и отец с матерью дома… как тебя зовут-то? Я дежурному скажу, чтобы тебя пропустили, у нас тут строго.