Других совместных дел у нас с Чепаком не имелось. Я с порога откинул мысль, что бывший полковник хотел попросить моего совета по поводу организации Пятой службы в управлении КГБ по Украинской ССР — для этого я не вышел ни чином, ни рожей. Да и диссидентскую среду на Украине я знал очень условно, хотя, например, тот же генерал Григоренко был выходцем как раз из этой республики. На мой взгляд, большую проблему в украинских реалиях представляли недобитые бандеровцы, но, насколько я понял из разговора с Маленковым, трогать их было нельзя — чревато тем, что Канада откажется продавать СССР свою пшеницу, что приведет к неясным для меня, но явно неприятным для страны последствиям. Но я точно знал, чем всё закончится, если этих бандеровцев не трогать. [1]
У кабинета Чепака я был без десяти девять и сидел в обширной приемной в гордом одиночестве — если не считать знакомого мне помощника Александра, которого он перетащил вслед за собой из Сум. Отношения у нас этим капитаном были нормальные, но мы не приятельствовали, поэтому лишь обменялись приветствиями и поделились, что живем хорошо.
Чепак пришел с пятиминутным опозданием, что было для меня в диковинку, в Сумах он себе таких вольностей не позволял. Увидел меня, коротко кивнул — и скрылся за дверями. Я вопросительно посмотрел на помощника. Тот махнул рукой:
— Товарищ генерал всегда так, разве не помнишь?
— Нет.
— Редко у него бывал, — он улыбнулся. — Сейчас пригласит.
И склонился с карандашом над каким-то документом, а я откинулся на спинку неудобного стула и попытался расслабиться.
Ждать пришлось минут десять — я не засекал, но по ощущениям мне даже не захотелось сменить позу. Коротко звякнул звонок одного из телефонов, помощник скосил туда глаза и сказал мне:
— Заходи, приглашает. И вот это захвати.
Он протянул мне одну из папок, что лежали у него на столе. Обычное «дело», название указано не было, но я помнил написанный от руки номер, потому что сам его писал. Дело о самоубийстве Виктора Гинзбурга. Я постарался не выдать своего удивления, потянул на себя тяжелую дверь, толкнул вторую — и вошел в генеральский кабинет.
Чепак устроился неплохо, хотя нынешнее его обиталище было очень похоже на то помещение, в котором он сидел в Сумах — видимо, некоторые наработанные годами привычки просто так не уходят. Только портреты за спиной были другие — в Сумах там висел одинокий Дзержинский, а тут добавились Ленин и почему-то Брежнев. Впрочем, о царивших в украинском управлении порядках я не знал буквально ничего, и эти портреты могли быть, к примеру, отчетливым знаком бунта — возможно, здесь было принято вместо Брежнева вешать главного украинского коммуниста.
Я прошел вперед, остановился по стойке «смирно» и четко произнес:
— Здравствуйте, товарищ генерал!
Чепак поднял голову, сделал удивленные глаза, словно только узнал о моём прибытии, но быстро поднялся, обежал два стола, стоявшие буквой «Т», и схватил меня за руку.
— Здравствуй, Виктор! — он говорил с такой искренностью, что я едва не поверил. — Рад снова тебя видеть, хотя и расстались мы не так давно! Как жизнь, как служба?
— Благодаря вам — хорошо, — я позволил себе легкую улыбку. — Спасибо за лестную характеристику, нынешнее звание я получил, как только мой начальник прочитал, какой я замечательный.
Он расхохотался.
— Они мне все звонили, по кругу! — сказал он. — Твой Денисов, потом этот, с Пятого управления…
— Бобков? Филипп Денисович?
— Да, он, — кивнул Чепак. — Напоследок и Юрий Владимирович почтил, но я и ему то же самое повторил. Да и тебе в лицо скажу — понравился ты мне, я бы с тобой в войну в разведку пошел.
Он хлопнул меня по плечу так, что я чуть пошатнулся и отправился обратно к своему столу. Я остался стоять на месте.
— Чего застыл, иди сюда, — он так и не сел.
Я повиновался.
— Папка у тебя? Открывай, — приказал Чепак. — Вот, смотри — лист о прекращении уголовного дела номер такой-то, обоснование, заключение… вот тут нужна твоя подпись.
Я просмотрел верхний документ в папке и понял, что игра Чепака ещё даже не начиналась — этот документ был полным фуфлом. Я залез чуть вглубь, и мои подозрения лишь подтвердились: дело уже было закрыто в связи со смертью обвиняемого, который изобличен благодаря признанию и имеющимся уликам. Закрывал дело один из следователей Сумского правления, я его помнил, он был готов на всё, что потребует начальство.